— О, я нашел, все в порядке, — мрачно сказал Чуи. — Много всего. Серебряные канистры, как ты и сказала, ловко спрятанные в расщелинах, куда никому и в голову не придет заглянуть, и спрятанные под камнепадами, замаскированные под старые, но на самом деле совсем недавно туда опущенные. Я не был уверен, хочешь ли ты, чтобы я поднял одну из них. То, что находится внутри, медленно вытекает — целенаправленно, я думаю, — и я не уверен, что ты хочешь, чтобы эта гадость была на этой лодке.
— Черт, — сказала Бека. — Может быть, я дам тебе контейнер, чтобы ты принес мне образец, а ты спустишься вниз и соберешь его для исследования?
Чуи покачал своей огромной головой, разбрызгивая соленую воду, как слезы.
— Не думаю, что в этом есть необходимость. На всех канистрах был один и тот же символ, я могу нарисовать его для тебя.
Он взял один коготь и осторожно нацарапал треугольник на деревянной палубе. Внутри треугольника он добавил конструкцию трилистника из трех конусов, их широкие концы обращены к внешнему краю, а сплющенные более узкие концы сходятся вокруг меньшего круга в середине.
— Ну вот, — сказал он. — Все выглядело именно так. Фон был ярко-желтым, а три внутренних части черными. Снаружи тоже был черный ободок. Ты знаешь, что он означает?
— Господи Иисусе, — сказал Маркус, чувствуя себя так, словно из его легких высосали весь воздух.
— Он выглядит знакомым, — сказала Бека, склонив голову набок, чтобы еще раз взглянуть на него. — Ты знаешь, что это такое? — Она оглянулась на него, сдвинув брови, когда увидела его встревоженное лицо. — В чем дело? Это действительно плохо?
— Это самое плохое, что может случиться, Бека, — сказал он, радуясь сверх всякой меры, что Чуи хватило ума не притащить с собой одну из этих канистр. — Это символ опасных ядерных отходов. И если вода в этой впадине полна ими, то неудивительно, что все эти бедные создания больны. У них радиационное отравление.
Глядя на ее бледность и затуманенные глаза, он почувствовал, как у него сжимается живот.
— И мне неприятно это говорить, но я думаю, что и у тебя тоже.
* * *
На мгновение паника подступила к горлу Беки, как желчь, но потом она взяла себя в руки. Он не знал, что этого просто не может быть; Бабы Яги не болеют. Страх медленно ослабил когти, которыми сжимал ее сердце.
— Я считаю, что радиационное отравление является причиной болезни у Шелки и Морского народа, — сказала она, обдумывая это. — Это действительно имеет смысл с той неопределенной информацией, которую я получила, когда вызвала некоторых элементалей. И это объясняет, почему я не могла определить, что было не так с водой. Я искала какой-нибудь жидкий или твердый загрязнитель, который был добавлен в воду; радиация не является ни тем, ни другим, или чтобы ни было в этих контейнерах. Неудивительно, что Кеш хотел помешать мне нырять и найти их. — Она вздохнула. — Но я не могу заболеть из-за радиации.
— Но Бека, — возразил Маркус. Тревога и беспокойство отпечатались на его лице так же глубоко, как когти Чуи выгравировали смертоносный символ на палубе.
— Нет, правда, Маркус, — сказала Бека. — Во-первых, заболели те, кто действительно жил во впадине. Я никогда не забиралась туда так глубоко. И даже тогда пострадавшие были в основном самые слабые и уязвимые; очень молодые и очень старые. Как Баба Яга, моя естественная защита и способность к исцелению намного сильнее, чем у среднестатистического паранормального создания. Несколько погружений в загрязненную воду не оказали бы на меня никакого эффекта. Это должно быть что-то другое.
Чуи снова встряхнулся, возвращаясь в свою Ньюфаундлендскую форму. На его собачьей морде было выражение, настолько близкое к лицу Маркуса, насколько позволяли их разные формы.
— Ну, не знаю, Бека, — с сомнением произнес дракон. — Ты впервые заболела как раз в то время, когда начала разбираться в проблемах водного народа. Это не может быть совпадением.
— Я заявляю вам обоим, что мне потребуется гораздо больше, чем поверхностная доза радиации, чтобы почувствовать себя так плохо, — настаивала Бека.
— Кеш, — сказал Маркус, ярость преобразила его почти так же, как превращение Чуи из дракона в собаку. — Все из-за этого проклятого Кеша и его гребаных пикников у моря. — Его руки сжимались и разжимались, как будто могли обвиться вокруг шеи отсутствующего принца. — Я убью этого сукина сына.
Бека почувствовала, как вся кровь отхлынула от ее лица.
— Он не мог, — пробормотала она. Но она вспомнила все те случаи, когда он приносил ей особые кусочки рыбы или омаров, икру и другие блюда, которые он находил специально для нее, но сам не ел.
Ее ноги подкосились, когда она осознала всю тяжесть его предательства, и она упала бы, если бы Маркус не подхватил ее и не усадил на кучу веревок, на которой они так блаженно сидели всего несколько мгновений назад.