Морин задумалась, что им обоим предстоит. Теперь не обойтись без регулярных посещений терапевта. Возможны осложнения после простуды, вплоть до воспаления легких. Анализы крови, проверки слуха, зрения… Может быть, предстоят операции и — Господи, помоги! — постепенное выздоровление. А потом неминуемо настанет день, когда один из них останется на свете один. Ее передернуло. Гарольд прав: это невыносимо. Пройти такой немыслимый путь, обрести наконец то, что желал и о чем мечтал, и тут же осознать, что предстоящая потеря неизбежна. Еще она подумала, не отправиться ли им обратно домой через Котсуолд и не остановиться ли там на несколько деньков, или поехать окольным путем через Норфолк. Ей так хотелось снова побывать в Холте… А может, и не стоит. Огромность происшедшего пока не умещалась в ее голове, и Морин на время перестала думать об этом. А волны все набегали, катили, накатывали…
— Хоть бы в один и тот же день, — прошептала Морин.
Она придвинулась к Гарольду и вскинула руки.
— Ах, Mo! — тихо вскрикнул он.
Она крепко обняла мужа, дожидаясь, пока утихнет печаль, прижимая его к себе, такого долговязого, оцепенелого — и бесконечно родного.
— Ты мой дорогой…
Она губами отыскала его лицо и расцеловала в мокрые соленые щеки.
— Ты взял и сделал такое… И если твоя попытка найти выход, когда ты сам не был уверен, что дойдешь, — если это само по себе не маленькое чудо, тогда я не знаю, как еще это назвать…
Губы не слушались ее. Она заключила лицо Гарольда в свои ладони — оно стало близким настолько, что его черты расплылись под ее взглядом, и она могла рассмотреть только свое чувство к нему.
— Я люблю тебя, Гарольд Фрай, — шепнула она ему. — Вот чего ты добился…
31. Куини и гостинец
Куини всмотрелась в затуманенный мир перед нею и обнаружила в нем нечто непривычное, чего не было раньше. Она прищурилась одним глазом, стараясь придать зрению резкость — в воздухе висело что-то розовое, светящееся. Оно крутилось туда-сюда, отражаясь от стен мириадами цветовых бликов. Зрелище было очень красивым, но долго наблюдать за ним показалось ей утомительно, и Куини скоро отвлеклась.
Она была близка к небытию; миг — и ее не станет.
Кто-то приходил к ней, потом снова ушел… Какой-то хороший человек. Не из сиделок, хотя все они тоже очень добрые. И не отец — кто-то другой, но такой же сердечный. Он что-то говорил о походе, и вправду — теперь она вспомнила, — он пришел к ней пешком. Но ей не удалось припомнить, откуда именно. Может быть, просто с автостоянки… В голове у нее гнездилась боль, и Куини хотелось попросить воды; да, она позовет кого-нибудь, сейчас-сейчас, но пока можно просто полежать, вот так, тихонечко, побыть в покое… И поспать.
Гарольд Фрай… Теперь она вспомнила. Он приходил попрощаться.
Когда-то ее звали Куини Хеннесси; она была счетоводом и писала безукоризненным почерком. Она не раз влюблялась, а потом теряла любовь, как это всегда и бывает. Она слегка потеребила жизнь, немного поиграла ею, но жизнь — верткая шельма, и настал момент, когда надо закрыть за собой дверь и уйти, оставив все позади. Жутковато было думать об этом в последние годы… А теперь? Уже не так страшно. Совсем не страшно. Она так устала… Куини прижалась лицом к подушке, чувствуя, что в тяжелеющей голове распускается что-то подобно цветку.
Ей вдруг явилось давно позабытое воспоминание. Оно подступило совсем близко, дохнув на нее своим ароматом. Куини увидела себя в доме своего детства; в красных кожаных туфельках она бежит вниз по лестнице, а отец окликает ее — или это тот добрый человек, Гарольд Фрай? Она торопится, смеясь на бегу, ей очень весело. «Куини! — выкрикивает он. — Ты там?» Она видит его высокий силуэт против света, а он все зовет и озирается, ища ее взглядом где угодно, но только не там, где она есть на самом деле. У нее перехватило в горле. «Куини!» Ей уже хочется, чтобы он поскорее отыскал ее. «Ты где? Где же эта девочка? Ты готова?»
«Да», — отвечает Куини. Свет бьет ей прямо в глаза; даже за прикрытыми веками ощущается, какой он серебристый. «Да! — откликается она уже громче, чтобы он наконец услышал. — Вот она я!» У окна что-то качнулось, осыпая палату потоком бликов.
Она приоткрыла рот, чтобы вдохнуть поглубже, но воздух исчез. Вместо него в Куини проникло нечто иное, легчайшее, как само дыхание.
32. Гарольд, Морин и Куини
Морин восприняла новость довольно спокойно. В гостинице у побережья она сняла двухместный номер. Вначале они вдвоем немного перекусили, а потом она наполнила для Гарольда ванну и вымыла ему голову. Затем Морин аккуратно сбрила мужу остатки бороды и увлажнила его кожу кремом. Подстригая Гарольду ногти и отскребая с его ног мозоли, она призналась ему во всех неблаговидных поступках из прошлого, в которых горько раскаивалась. А он рассказал ей о своих. У него, судя по всему, начиналась простуда.