Потому что, едва пригнувшись, я услышал первый выстрел. Даже прежде, чем до меня долетел звук, пакетик с чипсами, который я собирался взять с полки, разорвало в клочья. Чипсы полетели во все стороны, посыпались на пол, но различить, где чипсы, а где что-то еще, у меня не получалось, потому что вокруг мелькало много всякого: стекло, продукты, кровь.
Позднее я гадал, почему не услышал, как они вошли. Дело в том, что вошли они не через дверь. Та же пуля, которая унесла жизнь моих чипсов, разбила стекло, отделявшее магазин от улицы. Так что вошли они через проем на месте бывшего стекла.
Я скрючился на линолеуме. Поднял голову, случайно сбил с головы борсалино. Чувствовал, что ермолка на месте, поэтому поднимать шляпу не стал.
В моем ряду с одной стороны стояли коробки с крекерами, с другой – пакеты с чипсами. Верхний ряд пакетов с чипсами был забрызган кровью, но чьей именно, я не знал.
В голове вдруг стало пусто, все мысли стерлись, она превратилась в чистый бумажный лист. Пусто стало и в теле, будто это и не тело вовсе, а какая-то бестелесная мешанина костей и мышц: муляж тела, какой нам показывали в школе.
Я раньше никогда не слышал настоящего выстрела. Он оказался громче, чем я ожидал. Видимо, от этого и думать не получалось: слишком шумно. Мне казалось, что стреляют прямо у меня в голове, а звук раскатывается по всему телу. Между выстрелами в ушах громко пульсировало, как будто две ноты звучали немного не в тон.
Были, наверное, и другие звуки. Когда людей расстреливают, они кричат. Но этих звуков я не слышал. Слышал только выстрелы и надеялся, что буду слышать их и дальше, потому что, умерев, ты уже не слышишь ничего.
Я увидел их, когда посмотрел вдоль прохода в сторону двери. Витрина магазина состояла из четырех больших стекол. Одно из них прострелили, остальные три были целы. И я увидел их отражение в стекле.
Двое, в пуленепробиваемых жилетах и тактических поясах. У одного в руке крупнокалиберная винтовка. Черная. Тяжелая с виду. Приклад винтовки он прижимал к груди, направив ствол перед собой. Я увидел в отражении вспышку, когда он нажал на курок. Рядом с ним была женщина, с более легким оружием. Похоже на пистолет, но с длинным магазином, который свисал вниз. Будь Мойше-Цви рядом, он бы мне объяснил, что это за пушка. Но я был только рад, что Мойше-Цви не здесь.
Я еще ниже опустился к полу, лег пластом и пополз к боковому окну. Можно было попробовать выскочить сзади, через склад, но в моем отключившемся сознании эта мысль не зародилась. Я воспринимал только внешний мир за окном – и мечтал там оказаться.
В отражении было видно, что стрелки так и стоят у самого входа, лицом к кассе. Поэтому, добравшись до конца прохода, я встал с пола. Стоял, пригнувшись, и не знал, что делать дальше.
Стрельба мне всегда представлялась процессом. Человек держит оружие. Нажимает на спусковой крючок. Там, в стволе, происходит какой-то механический процесс, наружу выскакивает металлический цилиндрик. Пуля летит по воздуху и застревает в цели, если только цель не совсем мягкая и/или тонкая, в каковом случае пуля пролетает ее насквозь и внедряется в более плотную цель.
На самом деле стрельба – не процесс. Это мгновенное действие, вот как волшебство. Отверстие появляется в самый миг нажатия на спусковой крючок – в магазине может даже показаться, что еще не нажали, а отверстие уже вот оно.
Стрельба именно это и есть: проделывание дырок на расстоянии. Вот дырка образовалась в стене. Вот еще одна – в шее у мистера Абрамовича. Вот третья – в животе у Элада, который обошел прилавок и потянулся к винтовке первого стрелка. Вот четвертая – в бутылке виноградного сока. Сок из Израиля хлынул на пол и смешался с кровью Элада.
Я стоял точно завороженный и смотрел, как смешиваются красное и лиловое. Не двигался, пока кто-то не влетел в меня и не швырнул меня на пол.
Анна-Мари. Она решила бежать, выскочила из своего ряда. Но я оказался у нее на пути. Она впилилась в меня, как полузащитник на площадке, и мы рухнули на пол кучей перепутавшихся конечностей и цицес, но оба тут же вскочили.
Я посмотрел на дверь – слишком далеко, да и стрелки́ совсем близко. Они так и стояли у кассы, но теперь разворачивались в сторону торгового зала. Посмотрел на стекло в одном из окон. Уму непостижимо, почему оно до сих пор цело. Тут все в дырках. Выстрелы звучали один за другим.
Передо мной стояла стойка с бананами. Уцененными. Я схватил стойку и ударил ею по стеклу. Звякнуло, грозди бананов полетели во все стороны. Стекло дрогнуло, но не разбилось. Я ударил еще раз. На этот раз стекло раскололось, но не так, как я думал. Я думал, оно полностью осыплется на пол, миллионом осколков, и тогда между торговым залом и тротуаром не останется ничего, кроме воздуха. Но стекло распалось на несколько больших кусков. Стойка вылетела наружу, заскакала по тротуару. В окне образовалась неровная дыра – пролезть в такую можно, но внутрь торчат острые края, этакие зубы в стеклянной пасти.