Повышение интереса к загробным темам обычно считается отклонением психики от нормы. И только на верующих, исповедующих ту или другую религию, это мнение распространяется как-то смягченно, не столь категорично. Ведь основа основ любой религии, верования — это признание загробной потусторонней жизни того существования, которое якобы ждет «там» каждого человека после того, как его душа оставит бренное тело.
Есть только три подхода к этой тайне тайн: начисто отрицать загробность, признавать, руководствуясь своей верой, и последнее — пытаться найти какие-то доказательства личного бессмертия в любой, разумно допустимой форме.
Человеку редко приходит желание задуматься над тем, зачем он появляется на свет и какова цель его жизни. Он чаще всего плывет по течению времени, ограниченный берегами обстоятельств, и только в отдельных случаях корректирует свое плавание, стараясь пристать или хотя бы приблизиться к одному из облюбованных им берегов. Но если человек все же задумается над смыслом жизни вообще, то он едва ли избежит трансцендентальности — выхода за пределы своих ощущений и границ познания — и неизбежно соприкоснется с НЕЧТО. А раз это произойдет, то возникнет стремление познать суть этого НЕЧТО, его проявление, смысл. Появится ощущение какой-то всеобъемлющей РАЗУМНОСТИ, которую К. Э. Циолковский назвал «монизмом вселенной». При достижении уровня абстрактного мышления разумность Вселенной, монизм воспринимается как неоспоримая очевидность.
В молодости я убежденно отрицал все то, что нельзя было ощутить, руководствуясь пятью чувствами, — несмотря на то, что мои родители были искренне верующими людьми, допускавшими большую терпимость ко взглядам своих детей, чье миропонимание формировалось советской школой. Но я и сейчас не могу причислить себя к людям, которые верят на слово, не имея каких-то доказательств существования того или иного явления. Что касается моей веры в Бога (это определение НЕПОЗНАВАЕМОГО самое краткое, и я не вижу необходимости в угоду кому-то менять его на «мировой разум», «монизм Вселенной» и т. д.), то и она, эта вера-уверенность, возникла на базе множества фактов проявления НЕЧТО.
Располагаю ли я непосредственными доказательствами хотя бы нескольких частных проявлений НЕЧТО в моей обыденной жизни? И доказательствами, что эти проявления — не плод фантазии, не кажущиеся, а реально сущие? Да, такая уверенность базируется на прочном фундаменте фактов.
Передо мной две книги с почти одинаковым названием. Первая — книга нашего соотечественника, священника Н. Петрова «Жизнь после смерти» (издана в Казани в 1916 г.), вторая — «Жизнь после жизни» американца Р. Моуди (Москва, МПКЦ «Перспектива», 1991 г.).
Первая написана православным священником, вторая — врачом. Н. Петров тщится разрешить вопрос о послесмертной участи человека, опираясь на свидетельства древних мыслителей, исторических личностей и авторитетных современников автора, но главным образом обращаясь к Священному Писанию. Р. Моуди избрал на первый взгляд более простой и убедительный способ доказательства загробного существования — свидетельства людей, побывавших в состоянии так называемой клинической смерти и возвращенных к жизни новейшими средствами реанимации.
Рассуждения Н. Петрова подкупают своей логичностью, а примеры, приведенные в книге Р. Моуди, вроде бы весьма убедительны. Должен сказать, что именно этим двум небольшим книгам я обязан желанием поделиться своими соображениями по поводу существования НЕЧТО. Я воспользуюсь этим и для того, чтобы высказать свое, четко сложившееся представление об Иисусе Христе, о свидетельствах Евангелия. Думаю, что ищущий человек должен рассматривать все представления о том, что такое НЕЧТО и кем был Христос, но при непременном условии критического подхода к любой модели, созданной его воображением или рассудком. Я также надеюсь, что мои размышления не оскорбят чувств как верующих так и атеистов, а лишь помогут им взглянуть на НЕЧТО моими глазами. Как религиозный самогипноз, исключающий логическое мышление, так и огульное отрицание очевидности проявлений НЕЧТО не приводят к истине.
Я, например, при всем желании не могу представить себе Иисуса Христа парящим после своего вознесения где-то на околоземной орбите, откуда он, как космонавт, обозревает покинутую им планету. В таком случае Господь Бог, породив мышление как образ действия живого, должен был ограничиться лишь одним земным экспериментом. Разумней вообразить Христа в масштабе Вселенной или хотя бы нашей Галактики. Однако я несколько отвлекся от первоначальной цели размышлений.