— Вот так, сложи пальчики, коснись лба, живота, правого плеча, потом левого. Смотри на Спасителя, поклонись Ему.
Икона сохранилась. Я и сейчас вижу добрые, печальные глаза на строгом, немного таинственном лике, написанном в начале минувшего века, когда художники отошли от византийской манеры иконописи. И теперь, когда я пытаюсь представить себе облик Бога, то я непременно вижу Его таким, каким Он запечатлелся в моей памяти в далеком детстве. Это был образ Бога-Сына. Бог-Отец — грозный бородач с седыми волосами и гневным пронзительным взглядом — мне тогда не понравился.
На мой вопрос: «Кто это?» — мать ответила: «Бог-Отец, а зовут его Саваоф». Позже, уже взрослым, когда посещал церкви, как музеи, я еще несколько раз видел Саваофа, опять-таки нарисованным на стенах или под куполами, часто рядом с голубем, олицетворяющим (как я узнал) святой Дух — Бога-Духа в христианской Троице, троичном представлении Бога.
Я далек от высмеивания наивности представления о Триединстве, да и вообще от шутовских «опровергательств» написанного в Евангелии и Библии в целом (Библия, как известно, состоит из Ветхого Завета и Нового Завета).
Первая попытка осилить эту толстую книгу, предпринятая по настоянию матери, закончилась неудачей. Тогда мне было лет десять-двенадцать, но я уже твердо знал, что в Библии все выдумано, что Бога придумали попы, а религия — опиум для народа. Чтобы не огорчать мать, я полистал «коллективное творение сказочников» и потихоньку поставил книгу на место, не затевая антирелигиозного диспута. Позже, уже по совету старшего брата, стремившегося приобщить меня к миру прекрасного — музыке, живописи, литературе, которые многим обязаны христианству, я внимательно прочитал Библию от начала до конца.
В самом деле, знакомясь с классической живописью, скульптурой и вообще с культурой Европы, невозможно понять смысл многих творений, не знает Библии. Помню, как-то в Третьяковской галерее возле известной картины Иванова «Явление Христа народу» мне пришлось услышать такое определение христианства (говорила одна из посетительниц, маленькая, интеллигентного вида старушка, обращаясь к своей молоденькой спутнице, но, видимо, желая, чтобы ее услышали и другие): «Христианство — это свобода выбора между злом и добром, это единственный путь борьбы со злом, дикостью, коренящейся в природе еще далеко не совершенной психики людей. Это руководство к действию путем самоусовершенствования и прижизненной подготовки к иному бытию».
У меня цепкая память, и сказанное старушкой я запомнил почти дословно. Так или примерно так представляют задачи, назначение христианства все верующие люди, с которыми мне приходилось беседовать.
(Существует множество разновидностей как христианства, так и других религиозных течений, не считая верований, исповедуемых отдельными группами людей. Почему же не исчезает тяга человека к вере в любом ее обличии? Временами эта вера затухает в силу каких-то исторических условий, чаще ее затаптывают в грязь власть имущие в угоду какой-то идее, которая будто бы должна заменить собой веру в Бога.
Но, странное дело, даже после забвения, высмеивания, «войны» с Богом (времена Вольтера и современные «Вольтеры»), угасшие искры Божьи разгораются вновь наперекор антирелигиозной стихии.
Мое мнение — это мнение человека, очень терпимого к убеждениям (религиозным или иным) других людей, и я надеюсь, что высказывая его, я не оскорбляю ничьих религиозных чувств.
По рождению и дошкольному воспитанию я христианин православного вероисповедания, это религия моих родителей и моих предков. Если верить семейным преданиям, то вопросы веры, их философский аспект волновали и деда, и прадеда, вероятно, и я унаследовал это желание поразмыслить о вере в Бога.
Ведь если я верю, что истина тут, вот именно в том, во что я верю, то какое мне дело, если б даже мир не поверил моей истине… Ф. Достоевский
Помню, как, осиливая за второй присест Библию, я все свое внимание сосредоточил на Ветхом Завете, считая Новый Завет, Евангелие, второстепенным творением безвестных авторов, неудосужившихся убрать противоречия в повествованиях евангелистов.
Именно этими бросающимися в глаза «противоречиями» и кормятся воинствующие атеисты. Не миновали попытки обнаружить противоречия в Евангелии и меня. Где мне тогда было знать, что изначально, в течение ста-двухсот лет, существовали лишь устные пересказы о днях Иисусовых, что каждая христианская школа, секта считала тогда правильной и точной только свою версию деяний Христа, что в итоге и нашло отражение в евангельских сказаниях (записанных позже) от Матфея, Марка, Луки и Иоанна. Это канонические Евангелия. А есть и так называемые апокрифы, не одобренные церковью, — таких, как говорят специалисты, изучающие Библию, насчитывается более полуста. И те, и другие — это записанные устные предания: считалось смертным грехом выбросить даже одно слово.