Не хватит.
Нижнюю герму сотрясает удар. Затем верхнюю. Затем удары следуют ото всюду, будто миллионы рук барабанят по коробке лифта. Из твоих ушей начинает сочиться кровь. Наружная герма отсека выгибается, и ты чувствуешь запах сырого мяса. Чудовищный удар сминает лифт, срывая его с тросов. Ты летишь вниз под хор тысяч мертвых голосов.
[ image2 ]
Глава 2
3
Ты открываешь глаза с трудом: мешает спекшаяся кровь. Темно и тихо. Лифт мерно покачивается, застряв в сетях арахн. Где-то в углу скулит Алексей Петрович. Все кругом искорежено и смято, но наружную герму вывернуло достаточно, чтобы можно было попытаться вылезти из лифта. Взяв на руки Алексея Петровича и кое-как успокоив его ты выбираешься в коридор.
Вокруг нет людей хотя свет все еще бьет с потолка. Все гермы на этаже заперты, но из-за них не доносится не звука. Ты дергаешь одну из них и та отходит, открывая заполненную пенобетоном ячейку. Так выглядят все ячейки на этаже. Этаж необитаем и только где-то вдали сосуще чавкают бетоноеды. Ты ходишь по пустым коридорам и твоему голосу вторит лишь эхо. Все лестницы с этажа забетонированы.
Ты качаешь головой: приехали. Родион Пузо оказался на необитаемом этаже. Без еды, без воды и без возможности укрыться от самосбора.
Но лифтовой стопор тебе в клюз если ты не придумаешь как в этих условиях выжить! Именно так и начинается твоя родиононада.
Первое что ты делаешь - находишь два мятых цинковых ведра и ставишь их под протекающими трубами на этаже, обеспечивая себе запас воды. Затем ты открываешь одну из забетонированных ячеек и присасываешь Алексея Петровича к бетону. Туда же добавляешь еще несколько пойманных на этаже бетоноедов. Искренне надеешься, что до наступления самосбора они сделают достаточное углубление, чтобы можно было укрыться за гермой.
Теперь время унять голод. Но увы, в разбившемся лифте нет ничего съедобного кроме найденной тобой обертки от белого концентрата на которой еще остались крошки.
Из обертки и мелко нарезанных ремней своих мертвых товарищей варишь себе суп.
На этом рационе проживаешь первый семисменок. Потом ремни заканчиваются и ты понимаешь, что время что-то придумывать. Напрягаешь извилины. В конце-концов твой воспаленный мозг рождает великолепный план, надежный как часы «Командирские».
Ты идешь к шахте откуда сильнее всего доносятся шорохи лифтовых арахн. Осматриваешь паутину. Нити перед тобой толстенные, покрытые сгустками чего-то полупрозрачного, похожего на мокроту. Однако деваться некуда - поморщившись, ты изо всей силы дергаешь нить. Паутина вздрагивает и вскоре щелкая жвалами в коридор выбирается здоровенное, закованное в хитин существо сверкающее десятками абсолютно черных, будто краска сделанная по госту 6586-77 краска черная густотертая МА-015, глаз.
Арахна смотрит на тебя. И ты смотришь на арахну. Арахне хочется есть. И тебе хочется есть. Но есть нюанс. У тебя есть заточенные абордажные грабли. А у арахны нет заточенных абордажных грабель.
Забив отчаянно щелкающую жвалами арахну граблями, ты с помощью ломика, газового ключа и такой-то матери вскрываешь ее панцирь. Вскоре ты извлекаешь на свет бурые куски чего-то, очень отдаленно напоминающего мясо. Целый день ты отмачиваешь их, а затем долго варишь, трижды сливая воду. Обедаешь. Выживаешь. И хотя по вкусу и консистенции мясо арахны больше напоминает обмотку проводов, но за неимением концентрата сойдет и оно.
Кстати об обмотке проводов. Плетешь из нее лукошко и уходишь вглубь этажа искать подлинолиумники или хотя бы слизнеешки. Грибов не находишь, зато натыкаешься на густые заросли борщевика.
Так начинается новый этап твоего выживания. Разбив одну из водопроводных труб, ты пускаешь по коридору ручей и начинаешь орошать найденный борщевик. Там же, прямо над зарослями ввинчиваешь дополнительные лампочки.
Вскоре ты уже снимаешь первый урожай: три верхних листочка с куста борщевика идут для чайного напитка, остальные ты сушишь и куришь. Стебли тоже идут в ход – их ты разминаешь, плетя из них все, что нужно для выживания на необитаемом этаже: шлепанцы, настенный ковер, коврик перед гермодверью и даже портрет В.Ы. Желенина. Закончив с этой работой и наведя в выгрызенной бетоноедами жилъячейке уют, ты выбираешь все семена из соцветий борщевика, перетирая их для знаменитых токсичных лепешек, рецепту которых тебя научил Бокоплав Христофорович Кукурузинштерн.
Токсичные лепешки оказываются очень сытными, и абсолютно не вредят организму. Об этом ты ночью рассказываешь Алексею Петровичу, очень сильно обрадованному таким поворотом. Всю ночь напролет вы с бетоноедом беседуете о вкусовых преимуществах бетона марки М350, жизни после смерти и декадентской поэзии.
На утро ты с трудом отпиваешься ржавой водопроводной водой, стараясь перебить вкус бетона во рту. Понимаешь, что с лепешками надо завязать.