Невероятные приключения Фанфана-Тюльпана (Том 2)

Тюльпан такого впечатления не производил. Также в треуголке, он был одет в короткий китель, богато вышитый и застегнутый на талии поясом с серебряной пряжкой, - подарком его друзей ирокезов из Вэлли Форж. Сапоги такие же, как у его шефа, но так как предоставил их ему последний, а у Тюльпана ноги были короче, а ступни длиннее, они ему доходили до середины бедра и жали пальцы. Муки, которые он перенес за эти двадцать миль, придали его лицу хмурый и суровый вид. Оба держали свои шпаги за клинок, знак, что они пришли не с целью ими пользоваться, что не мешало Тюльпану спрашивать себя: когда же на них нападут?

Пять или шесть человек их сопровождали, окружив на незначительном расстоянии, так, будто они могли взорваться с минуты на минуту - мужчины разрисованы, женщины с надрезанными ушами, голые и разрисованные веселой татуировкой дети, - достаточно одного знака этой массе, чтобы в один миг быть разорваными. Но ничего такого не произошло, они все ещё были живы, когда дошли до вождей. Отсутствие реакции объясняется без сомнения всеобщим удивлением. Зато она проявилась, когда Лафайет, приложив руку к сердцу, склонился с почтением перед каждым из вождей, и, выпрямившись, произнес на ирокезском языке:

- Долгую жизнь великому ирокезскому народу! Процветание и победы великому ирокезскому союзу!

Он выучил эту фразу с помощью одного ирокеза, служившего в его полку, и это были единственные слова, ему известные.

Довольный шум пробежал по толпе, вожди индейцев поклонились в свою очередь и один из них бесстрастно выступил с речью на ирокезском языке, будучи уверенным, что его понимают. Тем более что толпа стала взволноваться, явно выказывая свою симпатию. Лафайет слушал с приветливой улыбкой до момента, когда Тюльпан, понимавший немного ирокезский из-за своих многочисленных встреч в Вэлли Форж, сказал ему робко:

- Мой генерал...

- Тише, мой друг. Послушайте этого храброго индейца.

- Этот храбрый индеец только что сказал, что мы - две вонючие собаки, мой генерал. Вы должны прекратить улыбаться.

- Он сказал это? Черт возьми! И что он сказал теперь?

- Что мы - два вонючих дерьма, я думаю. Я спрашиваю себя, вы ещё верите в великую идею?

- Ох, черт!

- Ах, дерьмо! Он сказал, что мы две американские тухлятины. Это не лучшее, что может с нами случиться.

- Американские?

Кровь Лафайета застучала в висках, со святым именем Бога он словно вырос сантиметров на пять, и пророкотал возмущенно:

- Американцы? Мы не американцы, мы французы.

- Но это не лучше, - простонал Тюльпан.

Но Лафайет не слушал; увлеченный своим естественным и неиссякаемым красноречием и упиваясь самим собой, он продолжил, опьяненный до того, что забыл о том, что его не понимают.

- Французы, мсье, прибывшие из благородного королевства Франции, принеся привет от нашей великой нации вашей великой нации ирокезов; прибыли сюда из самых чистых побуждений, не для объявления войны, а с пальмовой ветвью. А...

В этот момент что-то его прервало. Чтобы прервать Лафайета нужно было что-то неординарное, что и произошло. В то самое время, когда Тюльпан уже видел себя настолько мертвым, что забыл про свои ноющие пальцы, один из вождей, большой, дородный и крепкий добряк с красными и белыми штрихами на лице до отвислых щек и тройного подбородка, в котором мы узнаем насмешника Большую Борзую, взявшего слово, оборвав речь Лафайета, воскликнул вдруг:

- Французы! Ах, черт возьми, французы, Пресвятая дева!

И все на французском языке, что удивительно! С парижским акцентом!

.

5

Если бы Тюльпану сказали об это заранее, он не поверил бы, что четыре часа спустя будет сидеть, обжираясь и упиваясь, на козьей шкуре в большом вигваме, напротив своего шефа, среди индейских вождей. Это подняло его настроение: прекрасный ямайский ром, поставляемый англичанами, во всю помогал происходящему братанию. Не переставая, обменивались они тостами и речами, переводимыми ниспосланным самим провидением Большой Борзой, без которого авантюрная выходка Лафайета закончилась бы плохо.

Признав в них своих соотечественников, Большая Борзая все взял в свои руки и повернувшись к соплеменникам произнес проникновенную речь. Закончив её, сказал генерал-майору:

- Я напомнил им о легендарном гостеприимстве индейцев: нужно принять и выслушать, прежде чем отрезать голову; сказал, что вы являетесь в своей стране большим вождем, имеющим право носить максимальное количество перьев на голове, что это право не позволяет даже усомниться в вашей лояльности и вашем желании говорить с ирокезским народом с открытым сердцем. Вот если бы вы принесли немного подарков - это облегчило бы начало переговоров.