Невероятные приключения Фанфана-Тюльпана. Том 2

Затем он исчез в тумане - в этот день в Джексонвилле был туман, и вместе с ним исчезла из нашей истории, по крайней мере Тюльпан на это надеялся, Присцилла, которая несомненно гладила дома рубашки. Но мрачное настроение кюре навели Тюльпана на размышления о том, какой жизнью он живет, и через некоторое время он начал нервничать. Уже долгие месяцы он никого не целовал, за исключением, конечно, Ненси, так как Ненси, страшно ревнуя его к призраку Летиции, переносила эту ревность на всех, кто не имел чести быть призраком, но имел ужасный недостаток быть женщинами во плоти, откуда следует, что она была менее шаловливой и проворной, чем раньше, но зато весьма внимательно следила, на кого поглядывает Тюльпан. Поэтому в конечном счете он оказался в таком же, может быть только менее изощренном аду, как и О`Брейди, но стоила ли овчинка выделки? Он то ведь был не кюре!

Испытывая отвращение при мысли о необходимости покинуть Ненси, которой он был обязан тем, что не утонул тогда в Йорктауне (возможность, гипотетическая, особенно учитывая его талант в плавании) и которую он нежно любил и поэтому не хотел доставлять ей лишних огорчений, Тюльпан притворился больным по дороге в Санта-Фе и был оставлен для лечения в доме врача.

Когда цирк, у которого был контракт в отдаленном районе, исчез в конце дороги, и Ненси сказала ему:

- Лечись, мой дорогой, мы вернемся через восемь дней, он украдкой вышел из дома врача и двинулся по дороге в противоположном от Санта-Фе направлении. Одет он был в шкуру леопарда, в которую наряжался во время своего номера дрессировщика, обут в римские сандалии с красными завязками до колен.

Угрызения совести мучили его до тех пор, пока в Брюсселе (как он оказался там, это остается тайной) от американского военного атташе, не знавшего, ни с кем он говорит, ни о ком, он не услышал, что Ненси Бруф нашла свое счастье и достаток, выйдя в Техасе замуж за некоего Гальверстона Фицд жеральда, который в течение долгих лет выкопал тысячи ям, из которых так и не брызнула нефть, но в конце концов нашел минеральную воду.

Остается неизвестным, каким образом он вернулся в Европу. Он никогда никому об этом не рассказывал, разве что в пьяных беседах, при которых никто никого не слушает, но вроде бы он говорил, что перед этим был в Нью-Йорке. Он не видел там Анжелу, племянницу Эверетта Покса, его обожаемую Анжелу из Лондона, которая когда-то учила его правилам английского языка, и которую он учил правилам наслаждений: она была в Бостоне вместе со своим мужем. Взамен, убедив дворецкого, что он двоюродный брат Анжелы, здесь проездом и очень хотел бы видеть своего маленького племянника Френсиса, он познакомился с мальчиком, которым наградил Анжелу, тому было семь лет и у него были такие же синие глаза, как и у Тюльпана, и подарил ему шкуру леопарда (купив к этому времени приличный костюм), приведя в восхищение ребенка, который слышал, как при нем говорили о Тюльпане, - дяде, который когда-то был у Анжелы в Англии.

Встреча взволновала его. Может быть, в его легкомысленном теле билось отцовское сердце? На корабле, которым он вернулся в Европу (так как если и неизвестно, каким образом он вернулся, то уж во всяком случае на корабле), он задумчиво посчитал остальных своих детей. Была середина 1783 года, значит Мишелю, которого они зачали с Фаншетой де Турнере, должно быть десять лет; Жозефу-Луи Авроры Батендье - девять лет, и Метью Деборы Ташингем - что-то около семи. Отец многочисленного семейства, множества карапузов с глазками, как васильки, снующих по всем углам - вот кто был этот задумчи вый пассажир, разглядывавший, опершись на планшир, Атлантику.

Можно полагать, что как и тогда в Бордо он не совсем отказался от мысли никогда не влезать в домашние шлепанцы и мог бы быть выведен из этого состояния только новостью о том, что Летиция в Америке и что она жива! Да, можно полагать, что он мечтал собрать всю эту детвору под сенью патриарха в возрасте двадцати пяти лет, которые ему исполнились к тому времени. Однако скоро все эти несбыточные мечты рассеялись! Ведь отцом он был только для Метью, у остальных ребят были другие законные отцы и он не имел к ним никакого отношения.

Искалеченный своей любовью, навсегда незаконно лишенный своего происхождения, именно тогда он едва не стал траппистом. Он слишком хорошо помнил все доставшиеся на его долю испытания, которые довели его до изнеможения. Одно из них едва не закончилось успешно. Это когда он искренне и неожиданно с первого взгляда влюбился в графиню Витторию Аккорамбони. Она странным образом напоминала ему Летицию, что объясняет, потому на этот раз он не страдал от смерти своего мужского естества и тут же сбросил крест вечного вдовца.

Виттории было двадцать четыре года, столько же сколько и Летиции, и дело происходило в Палермо, спустя некоторое время после отъезда Гёте в Веймар, в комнате Виттории во дворце Аккорамбони в тот день, когда четверо её братьев уехали на охоту.