– Ну и лето в этом году, – капризно сказала Майя. Как и Аня, она сидела, закутавшись в одеяло, – наружу торчали только голова и рука с открытой книжкой.
Иру с Наташей, впрочем, холод как будто не брал. Они обе расположились на нижней кровати – Ира, как обычно упакованная во все джинсовое, снова рисовала на остатках Аниной бумаги, а Наташа, сверкая голыми костлявыми плечами, как будто что-то плела – Аня видела у нее в руках какие-то непонятные белые ленты.
– Тебе не холодно? – робко спросила Аня.
От одного Наташиного вида ее бросало в дрожь.
– Холодно, – сосредоточенно ответила Наташа, не отрываясь от своего занятия. – Но если совсем з-закрыть окна, м-мы тут задохнемся от дыма. Лучше так.
– А что ты делаешь? – снова спросила Аня, следя за движением Наташиных рук.
– П-плету веревку.
– Для чего?
– Эта д-дура испортила нам б-бутылку. – Наташа кивком показала на Ирку.
– Сама ты дура, – огрызнулась та, продолжая рисовать.
Аня подумала, что сегодня ей явно лирику еще не давали.
– Да на соплях держалась твоя бутылка, – лениво сказала Катя, бросая бычок в стакан.
Поставив пепельницу на подоконник, она прикрыла окно, оставив небольшую щелочку. Теплее, с грустью убедилась Аня, конечно, не стало.
– Если бы она носила ее аккуратно, ручка бы не оторвалась, – упрямо ответила Наташа.
– А из чего ты ее плетешь? – Аня помнила, что все предметы, хотя бы отдаленно напоминавшие веревки, в камеру проносить запрещалось.
– Из п-постельного белья.
– Это из нашего мяча. Ну, из пакета, которым мы в вышибалы играли. Мы его местным постельным бельем набили, тряпочками этими, – пояснила Катя. – А теперь Наташа у нас из него веревки вьет. Странные люди после тюрьмы выходят. Ты этому на зоне научилась, а?
– Там “дороги” делают, да, – согласилась Наташа. – Веревки вообще всегда пригодятся.
– А из чего их там делают, если все проносить запрещено?
– Одежду распускают. Н-носки, например.
– А зачем? – изумилась Майя. Ее занимал любой разговор, если он позволял отвлечься от книги.
– Ну, п-передают так что-нибудь. Через д-дырку в стене, например. Или через п-парашу.
– Через что?
– Через парашу. В одной хате в очко бросают, что надо, и смывают, а в д-другой ловят.
Глаза у Майи стали как блюдца. Ане захотелось ободряюще похлопать ее по плечу.
– Готово, – удовлетворенно сказала Наташа, поднимая свое творение повыше, чтобы все видели.
Оказалось, она сплела что-то наподобие авоськи из тонких косичек и поместила внутрь пластиковую бутылку.
– Талантище, – хмыкнула Катя.
– Зато теперь удобно б-будет носить, – благодушно ответила Наташа, не поддаваясь на провокацию. Бутылку она бережно поставила на пол возле кровати.
С улицы донесся стук, как будто сыпались камешки. Все разом повернулись к окну. На пластиковую крышу внутреннего дворика падали крупные капли дождя. Майя, не меняя своего оторопелого выражения лица, плотнее завернулась в одеяло.
Наташа закурила, расслабленно облокотившись на спинку кровати (Аня поежилась, представив прикосновение металлических прутьев к голой коже), и сказала:
– У нас на зоне, если тебя сажали в к-карцер, где было холодно, некоторые г-газетами грелись.
– Чего? – удивилась Катя, тоже закуривая. К Аниной печали, окно она опять открыла настежь. – Это как?
– Укрывались. От нее сразу жарко становится. Не знаю, к-как это работает.
– А почему вы одеялом не укрывались? – спросила Майя. В ее голосе смешивались сочувствие и настороженность – ничего хорошего от Наташиных рассказов она больше не ждала.
– Потому что нет там одеял, это же к-карцер. Там вообще ничего нет. И к-койку рано утром пристегивают к стене, чтобы ты лежать днем не мог. Только газеты туда приносят, если в-выписываешь.
– Какой ужас! И тебя туда сажали?
– Меня нет. Но те, кого с-сажали, рассказывали. Вообще дрянное место – з-зимой холодно, а летом так жарко, хоть вешайся.
Все помолчали. У Майи вдруг изменилось лицо, как бывало, когда ей в голову приходила мысль, и она сейчас же с беспокойством спросила:
– А тут тоже есть карцер?
– Конечно, – серьезно сказала Катя. – Туда сажают за глупые вопросы.
– Нет, правда! Газет-то тут нет!
– Ну, сейчас и не зима, – ободрила ее Аня.
– Да нет тут к-карцера, – ответила Наташа и выкинула бычок в другой стоящий рядом с ней стаканчик. – Т-только его здесь еще не хватало.
Майя отложила книгу, поплотнее завернулась в одеяло и пожаловалась:
– Разговоры у нас какие-то странные. Если бы мне кто-нибудь еще неделю назад сказал, что я буду о таком беседовать, никогда бы не поверила!
Катя злорадно захихикала.
– Да уж, выйдешь отсюда с новыми знаниями. Будешь типам своим хвастаться, как пять суток отсидела!
– Да ты что, скажешь тоже! Я никому никогда не скажу! Выйду и забуду как страшный сон.
– А ты, Наташа, расскажешь кому-нибудь? – спросила Катя.
Наташа повела костлявыми плечами и неохотно ответила:
– З-зачем об этом рассказывать?
– Да тебе-то какая разница, ты же уже и на зоне сидела!
– Ну и что? Где я с-сижу, никого не к-касается.
– А ты, Ирка, будешь рассказывать?
– Меня не спросит никто, – буркнула Ирка.
– А ты? – Катя посмотрела на Аню своим колючим взглядом.