Невероятные происшествия в женской камере № 3

– Что ж, если больше жалоб ни на что нет…

– Вообще-то меня даже и сажать в спецприемник не имели права.

Женщина закрыла на секунду глаза, потом открыла их снова и посмотрела на Майю. Майя никуда не исчезла.

– Почему вас не имели права сюда сажать?

– А я беременна.

Катя хрюкнула.

– Вы правда беременны? – растерянно спросила женщина.

– Ага.

– Вы предоставляли в суде заключение врача?

– Нет.

– Почему?

– Потому что у меня его нет.

– Но вообще оно у вас есть? Откуда вы знаете, что беременны?

– К-кажется ей, – язвительно сообщила Наташа.

Женщина перевела взгляд с нее на Майю.

– Вам… кажется?

– Да, но я вообще-то в таких вещах не ошибаюсь.

Женщина несколько секунд постояла молча, а потом, покачнувшись на каблуках, направилась к выходу.

– А можно мне тут врача пройти? И справку сделать?

Не оборачиваясь, женщина стремительно вышла из камеры. Полицейские промаршировали следом и захлопнули дверь.

– Ну, попытка не пытка, – философски заметила Майя.

– Кто это был? – спросила Аня.

Катя лениво махнула рукой:

– Да прокурорша. Приходит регулярно и спрашивает, есть ли жалобы. Как будто она стала бы с ними что-то делать.

Аня подумала, что еще несколько дней назад была страшно далека от всего этого – полицейских, прокуроров, судов и тюрем, – а теперь она и сама знала, что, конечно, прокурорше на жалобы плевать, да и вообще жаловаться бессмысленно и опасно – если в отместку не навредят, то и не помогут уж точно. Откуда взялось это подспудное знание? Аня разозлилась на себя. Она не собиралась привыкать к этой беспомощности. Десять дней – крохотный срок, и Аня намеревалась до конца жизни воспринимать его как забавное недоразумение. В спецприемнике она была чужой и на остальных заключенных не походила.

Ане вдруг стало неловко от своего самодовольства. Она, получается, для этого места слишком хороша, а остальные? Приходилось признать, что, по мнению Ани, остальные не так уж хороши. Даже если они оказались тут по самым невинным причинам, Ане втайне казалось, что они просто люди такого сорта, они могут загреметь в спецприемник. А вот она действительно попала сюда случайно – девочка из хорошей семьи, с хорошим образованием и резюме. Аня поэтому и не стеснялась своей отсидки – любому ясно, что в ее случае это абсурдное невезение, а не закономерность.

Аня исподтишка оглядела соседок. Ужасная правда заключалась в том, что все они, даже самые симпатичные, казались ей худшими людьми, чем она сама. От этой дерзкой, непозволительной мысли Аня немного порозовела. К счастью, никто не мог знать, о чем она думает, а рассказывать Аня не собиралась. Она и так чувствовала себя здесь белой вороной, поэтому стремилась как можно меньше выделяться, хотя бы внешне. Внутри-то самым главным как раз было не уподобиться.

Радиоточка над дверью ожила, но вместо привычной музыки из нее донесся женский голос. Вся камера замерла и одновременно посмотрела на источник звука.

– Что это? – изумленно спросила Диана. Она натягивала на себя свитер и застыла, так и не продев руку в рукав. Свитер у нее был леопардовый, и Диана с ее смуглой кожей и облаком черных волос выглядела в нем очень этнически.

– По-моему, это новости, – неуверенно сказала Аня.

– Владимир Путин прибыл на саммит в ЮАР, – сообщил женский голос.

– Но-вос-ти? – медленно проговорила Катя, ошеломленно глядя на радиоточку. – Они что, издеваются?!

Она спрыгнула с кровати и рванулась к двери с такой скоростью, словно ее преследовали голодные волки.

– Вы там совсем с ума посходили? – заорала Катя, барабаня по железу. – Включите нормальное радио!

Глазок на двери приоткрылся, и мужской голос раздраженно спросил:

– Что орете?

– Новости выключите, говорю! Верните музыку!

– Радио одно на всех. Вам не нравится, а кому-то нравится! – рявкнул в ответ полицейский и уронил крышечку глазка. Она закачалась из стороны в сторону. Стали слышны удаляющиеся шаги.

– Ну пизде-е-ец… – потрясенно сказала Катя.

– “Вам не нравится, а кому-то нравится”, – с возмущением повторила Диана. – Кому может нравиться эта херня?

Ане очень нравились новости, но она сочла за лучшее в этом не признаваться. Очевидно, здесь таких не жаловали.

Ее соседки разлеглись по кроватям, недовольно ворча. Аня тоже легла на кровать, прикрыла глаза и стала слушать. Отстраненный голос ведущей, привычные новостные формулировки, объявления курсов валют – это все казалось ей неопровержимым доказательством того, что за стенами спецприемника существовала другая, нормальная жизнь и она, Аня, не лишилась ее навсегда. Новости вселяли в нее надежду примерно так же, как духи прокурорши.

Во внутреннем дворе раздался лязг двери – на прогулку вывели первую камеру. Лежа с закрытыми глазами, Аня продолжала ловить звуки. Мужские голоса моментально распространились по всему двору, потом заскрипела лавочка под окном, загудела решетка, и кто-то игриво спросил, заглядывая к ним в камеру:

– Ну что, девчонки, как дела?

– Блядское радио, – злобно ответила Катя.

– Понимаю, – с готовностью сказал парень. – Мы стучали, чтобы сменили, но какой-то пердун сказал “другим нравится”.