Невеста

— Что ж, — сказал он наконец. — Я вынужден признать, что допустил слабость. Поступил недостаточно принципиально. Харламов оказался не просто вздорным парнем. Я понял это через несколько дней, когда прочел статейку, в которой он критиковал бригадира и руководство в целом за якобы незаконные приписки к зарплате рабочих.

— Вы считаете, что Харламов написал неправду?

— Есть вещи, которые трудно охарактеризовать коротко. Приписки — дело, конечно, незаконное. Если бы я узнал о них своевременно, виновные были бы строго наказаны.

— Вы и узнали. Но из газеты.

— Я наложил взыскание на виновных, а неправильно начисленную рабочим сумму распорядился удержать из заработка бригадира и начальника участка. Кроме того, бригаду лишили звания коммунистической.

— Разумеется, она была от этого не в восторге.

— Это меня не интересовало. Закон есть закон. Хотя…

— Вы сомневаетесь в справедливости этого закона?

— Попробуйте, Антон Григорьевич, встать на чисто человеческую точку зрения! — Волобуев как бы говорил Митрохину: «Тебе хочется вызвать меня на откровенность? Видишь, это совсем не трудно!..» — Рабочие вкалывают не покладая рук. Но им не подвозят материалы. Простой. Вместо обычной полсотни люди получают по тридцатке. Каково? А ведь у каждого из них семья… Вот бригадир и входит в положение. Делает приписку в наряде, — на стройке трудно определить точный объем выполненной работы. Начальник участка молчаливо санкционирует. Обычная строительная практика! Вам это, очевидно, не понятно? — Он посмотрел на Митрохина ясными глазами, как бы говоря: «Видишь, на что я иду? Нет у меня от тебя никаких секретов…»

— Нет, почему же, — возразил Митрохин. — Я понимаю.

— Тогда вы должны войти в положение тех рабочих, которых их же товарищ выставляет как последних рвачей… А ведь это бригада коммунистического труда, она не виновата в снабженческих неполадках.

— Может быть, следовало решить вопрос иначе? Скажем, временно поручить бригаде другую работу.

— Теоретически — да. Но практически…

— Понимаю. Практически легче решить вопрос за счет государства.

— Упрек справедливый, — поспешил согласиться Волобуев. — Приписки — дело незаконное. Я уже говорил, что виновные понесли наказание. Но рабочие по-своему оценили мотивы, побудившие Харламова написать в газету. С этим я ничего поделать не мог. Рабочий класс чувствует любую фальшь. Особенно когда речь идет о чести бригады коммунистического труда, которая по не зависящим от нее причинам лишается своего звания…

— Так… — задумчиво произнес Митрохин. — Но вы сказали, что проявили слабость. Поступили недостаточно принципиально. В чем же это выразилось?

— После заметки я не мог уволить Харламова. Он поднял бы крик, что ему мстят за критику…

— Вы решили с ним не связываться?

— Точно. Решил не связываться. К счастью, как говорили в старину, бог шельму метит. На Воронинском шоссе Харламов проявил себя полностью.

— Дальше?

— Дальше уже включились вы, уважаемый Антон Григорьевич, — широко улыбнулся Волобуев. — Суд поставил все точки над «и».

— Иннокентий Гаврилович, — сказал Митрохин, — мне хотелось бы еще раз спросить вас: поводом для вызова Харламова явился рапорт начальника участка?

— Я вам уже говорил!

— До этого вам не приходилось беседовать с Харламовым?

— До этого? — медленно повторил Волобуев, стараясь выиграть время. — Насколько я помню, нет.

— Ошибаетесь, Иннокентий Гаврилович, — укоризненно покачав головой, сказал Митрохин, — вам изменяет память.

— Подождите! — воскликнул Волобуев, сознавая, что сделал грубую, опасную ошибку. — Вы правы! Действительно, я разговаривал с ним еще один раз. Но это ничего не меняет!

— Допустим, — спокойно согласился Митрохин. — Итак, поводом для второго разговора был рапорт начальника участка. А для первого?

— Не помню! — в замешательстве ответил Волобуев.

— Помните, — тихо и даже как бы с печалью в голосе сказал Митрохин…

Да, он был прав. Видимо, старик знал и о первом разговоре с Харламовым. Конечно, ему рассказали и о письме — ведь он был в отделе кадров! Волобуев получил это письмо месяца два назад. Незадолго до этого он узнал, что ему поручен доклад на бюро обкома, и принял меры к дальнейшему росту бригад коммунистического труда. С письмом Харламова можно было бы примириться, если бы он критиковал только свою бригаду. Но он позволял себе наглые обобщения. Утверждал, что быстрый рост бригад коммунистического труда на Энергострое не что иное, как показуха. Издевался над якобы существующей у руководителей иллюзией, что, подписав обязательство, человек уже становится ударником. Называл десяток неизвестных Волобуеву рабочих, которые якобы числятся членами этих бригад и в то же время пьянствуют после работы. Кое-кто из них, вдобавок, бьет своих жен.

Волобуев вспылил, вызвал к себе начальника отдела кадров, швырнул письмо и сказал, чтобы подобную галиматью ему больше не передавали.