Врет. Но притворяться можно вдвоем – ссор райгрэ не потерпит. И Тора предложила:
– Давай я тебе галстук нормально завяжу.
Крайт согласился. Он подходил боком, медленно, точно опасаясь, что Тора его ударит.
– Райгрэ сказал, что я с вами в театр иду, что буду нужен. Зачем?
Тора понятия не имела.
– Он со мной вообще не разговаривал. И не замечал даже. А теперь вот… я хочу сделать все правильно.
И вновь вернуться в число любимцев?
Галстуки Тора давно не завязывала, но руки помнили простейшие узлы. Вышло всяко лучше, чем изначально, хотя Макэйо наверняка отыскал бы недостатки.
– Вас из наших больше никто не тронет. И… и другим не дадут тоже. Мне… мне действительно очень стыдно. – Крайт втянул воздух и густо-густо покраснел.
Сила руды… а он первый, кто понял, но не последний. Сколько людей будет в театре?
Множество.
Свет сотни газовых фонарей тонул в желтом янтаре, которым был отделан холл Королевского театра. Тора старалась не вертеть головой, хотя ей все здесь было любопытно.
И широкая тополиная аллея, по случаю премьеры украшенная бумажными фонариками. И само здание театра, огромное и в то же время гармоничное в каждой своей линии. И статуи на ступенях. Иные – из мрамора, или же восковые, или и вовсе не статуи, но люди, застывшие в причудливых позах. Лишь запах позволял отличить живое от неживого.
– Это новая мода, – подал голос райгрэ, молчавший всю дорогу. – Мне она видится глупостью полнейшей. – И добавил очень тихо: – Ты со мной.
С ним. И Крайт сзади, идет, глядя на ноги, разве что не спотыкается. Но все равно неспокойно. Тора с трудом заставляет себя снять маску и плащ. Ей кажется, что все, буквально все взоры прикованы к ней.
Наверное, так и есть.
Ее разглядывают. Кто-то исподволь, робко, заслоняясь веерами и разговорами, кто-то прямо и не скрывая собственного недовольства, а кто-то и вовсе с явным интересом, не стесняясь использовать монокли и лорнеты, словно бы Тора – редкое животное.
– Нас прощупывают, – пробормотал Крайт, стряхивая сонное оцепенение. – Трое… нет, четверо. Ничего серьезного, так, любопытство.
Еще презрение. Пожалуй, немного зависти – чему завидовать? И ревности, которая прячется в нервном изгибе губ.
– Райгрэ Виттар, – у этой женщины низкий хрипловатый голос, и разговаривает она негромко, привыкла, что к ней прислушиваются, – ваше поведение заставляет меня сомневаться в вашей разумности.
На ней темно-зеленое платье, отделанное изумрудами и перьями колибри.
– Я тоже бесконечно рад видеть вас. Ваше очарование растет день ото дня. – Райгрэ поцеловал руку дамы.
– А ваша сегодняшняя выходка может дорого вам стоить. Эту премьеру собиралась почтить своим присутствием ее величество. – Точеные ноздри дамы раздулись. – О боги! Вы потеряли всякий стыд!
– Мы постараемся не попадаться на глаза ее величеству, – спокойно ответил райгрэ. – Думаю, это будет несложно. Желающих засвидетельствовать свое почтение ее величеству хватит.
Даму ответ не удовлетворил, но и настаивать на том, чтобы райгрэ ушел, она не посмела. За весь разговор Тора не удостоилась и взгляда. Ее словно бы вообще не было…
– Леди Брюнн, статс-дама ее величества. – Райгрэ спокойно направился к лестнице, и девушке ничего не осталось, кроме как следовать рядом. – И ближайшая подруга, пожалуй, из тех, кто действительно друг.
У королевы друзей не бывает.
Зачем? Для игр хватает и врагов… Макэйо сказал, что его сестра привыкла видеть врагов. И что не стоит на нее обижаться. Глупость какая, разве можно таить обиду на королеву?
Тора ведь выжила.
И шрам остался только один. Тора коснулась его, проверяя, на месте ли. Впрочем, куда он денется.
– Зачем мы здесь? – шепотом поинтересовалась Тора, когда дверь, ведущая в ложу, закрылась.
– Во-первых, я люблю оперу. Во-вторых, ее величество после смерти мужа редко покидает дворец. И потому сегодня здесь соберутся все, кто хоть что-то да значит в этом городе.
Смотреть они будут не только на сцену. К утру не останется никого, кто не знал бы о Торе… а слухи, жила первозданная, какие о ней пойдут слухи!
– Именно. – Райгрэ поправил завиток, лежащий на шее. – Я хочу, чтобы они знали, что ты действительно принадлежишь мне.
Та дама будет молчать, не из сочувствия к Торе, но из воспитания: о таких, как Тора, в приличном обществе не упоминают. А вот остальные… Некоторые подходили достаточно близко, чтобы учуять.
– Кстати, у солистки весьма приличное сопрано, хотя, конечно, я бы не назвал его уникальным. Скажем так, до Кларинды ей далеко. – Райгрэ задумчиво поглаживал пальцы Торы. – Жаль, что она больше не выступает…
На сцену девушка почти не смотрела, ей казалось, что все, включая солистку, глядят именно на нее, Тору. Райгрэ, от которого скрыть волнение не удалось, вздохнул:
– Пожалуй, тебе следует выпить. В антракте любопытных станет больше.
И он оказался прав.
Райгрэ не позволил прятаться в ложе, как не позволил отступить и на шаг от себя. Их окружали, при этом словно бы не замечая. И вновь шелестели юбки и веера, до Торы долетали обрывки фраз.
Чей-то смех.
Фырканье.