Невеста

Не скрою, что ситуация сложилась весьма непростая. Да, я согласен, что вы с этим Высшим объективно нуждаетесь друг в друге. Однако это не означает, что он имеет право использовать тебя. Ты сама должна решить, какие отношения тебе нужны и где пройдет граница.

Хвостик, я не собираюсь тебе что-то запрещать, но, пожалуйста, прежде чем принять какое-то решение, хорошенько его обдумай. Меня действительно смущает ситуация, в которой ты оказалась. И я не знаю, есть ли из нее выход, но я буду требовать, чтобы к тебе относились с тем уважением, которого ты заслуживаешь.

Пожалуйста, маленькая моя сестренка, потерпи.

И не позволяй этому прохвосту задурить себе голову.

Он тебя не достоин.

Твой любящий и скучающий братец.

Скоро мы встретимся.

Возможно, Король поможет разрешить этот спор.

Оден сидел у моих ног и дремал. Но стоило мне дотронуться до светлых волос — все-таки не удержалась, — он произнес:

— Твой брат не пожелал тебя отдать… но я тебя не отпущу.

— А если я захочу уйти?

— Я постараюсь, чтобы ты не захотела.

Прохвост. Определенно.

Среди моих вещей обнаружился и Хвостик. Он дремал, обернувшись вокруг вазы, прихватив зубами тонкий хвост. И на мое прикосновение отозвался взмахом крыла.

— Оден… мне нужна своя комната.

И своя кровать.

Хотя бы затем, чтобы подумать, как быть дальше.

В поместье осень заглядывала рано. Она пробиралась сквозь кованую решетку, вплетая золотые нити в гривы берез. И касалась травы. Пускала по ветру тонкие паутинки, которые оседали поутру на кустах белого и красного шиповника. Он цвел долго и держался до самых первых морозов, когда тонкорунные розы уже исчезали в шубах из еловых лап.

Осень меняла воздух, делала его легким, как молодое яблочное вино, которое ставили скорее обычая ради, нежели из необходимости. И каждый год управляющий вздыхал, что этот обычай давным-давно пора упразднить, поскольку он лишь отнимает время и силы.

А господам ходить в деревню на сельский праздник и вовсе непотребно…

Эйо понравится.

Наверное.

Она забралась в кресло, обняла колени и сидела, уставившись в окно.

Не упрекала.

Не требовала объяснений.

Молчала. Третий день кряду молчала, отделываясь краткими односложными ответами. Оден пытался разговорить, но Эйо ускользала. Она удивительным образом умудрялась держаться рядом, делясь теплом, но все же наособицу.

— Эйо, ты устала?

— Нет.

На лбу — капельки пота, и дышит часто. Ей жарко, и ведь не признается сугубо из упрямства. Но все-таки руку забрать не пытается.

Ладошка горячая. И это тепло прогоняет холод.

— Я покажу тебе дом?

— Если хочешь.

— Хочу, — у нее есть причины злиться. Но это не злость, скорее уж обычная настороженность. И письмо, зачитанное до изломов на бумаге, прижимает так, словно боится, что Оден отберет его.

Она больше не верит Одену.

И дому, который для нее не менее чужой, чем тот, что принадлежал наместнику.

— Здесь мне нравится куда больше, чем в Городе, — ее рука горяча, и расстаться с этим теплом немыслимо. — В Городе слишком много камня.

Косой взгляд.

— Да и… суматошно там. Пойдем.

Наряд Эйо странен, но меж тем удивительным образом идет ей.

— От самого первого дома остался лишь фундамент, хотя и его пришлось перезаливать частями, когда проводили трубы. Дом перестраивали раз семь… или восемь? Я уже не помню. Расширяли. Изменяли, но что-то осталось прежним.

Эйо идет, но непроизвольно жмется к нему.

Она напряжена, как струна.

Вернуться?

Страх не уйдет сам по себе. И Оден продолжает путь.

— Сейчас здесь только кухарка и пара горничных. Если тебе что-то понадобится…

— Нет, — ответ резкий и категоричный.

— Вдруг тебе что-то понадобится, ты скажи…

Рассеянный кивок и вопрос:

— А почему мы здесь?

— Потому что в Городе мне не следует появляться…

— Из-за разведки?

Эйо останавливается перед мозаикой. Старый лес, где стволы деревьев выложены из яшмы и янтаря всех оттенков, отчего сам лес кажется пронизанным солнцем. Узор нефритовых листьев. И хрупкий белый олень, выглянувший к водопою. Он ступает настороженно, готовый скрыться в каменном лесу при малейшем шорохе. Но все же оленя манит вода…

— Да. Они сюда не сунутся.

— Неужели?

— Эйо, те, кто работал в Долине… уже не работают. Вернее работают, но не в разведке.