Невеста

Тору мутило с самого утра.

Она знала, что тошнота при беременности – явление обычное и надобно перетерпеть. Терпела. Пыталась. Уговаривала себя, что нынешний день никак не подходит для болезни, ведь невозможно остаться в постели и пропустить свадьбу.

– Глупости. – Виттар придерживался иного мнения. – Тебе надо отдохнуть, а свадьба… там хватит гостей.

Как-то странно он это произнес. И лицом потемнел.

– Но твой брат…

– Переживет. И поймет. Завтра тебе станет легче, тогда и поздравишь. А теперь ложись отдыхай…

Он сам отнес Тору в постель. И шторы прикрыл, чтобы солнечный свет не мешал ей. Присев рядом, взял за руку.

– Завтра будет день, и все переменится… – Виттар гладил пальцы, явно думая о чем-то своем. – Ты проснешься к завтраку… или проспишь завтрак.

При мысли о завтраке рот наполнился кисловатой слюной.

– Если захочешь, вдвоем… или вчетвером. Тебе будут рады больше, чем мне. Я вообще неуживчивый.

– Ты хороший.

– По-моему, только ты так думаешь. Закрывай глаза…

– А ты…

– Я вернусь. Знаешь, я все-таки поступил вопреки голосу разума, но при этом спокоен. Наверное, потом, позже, буду жалеть, что момент упустил, но… с сожалением я как-нибудь управлюсь. А Оден больше, чем кто-либо, заслужил право жить так, как ему хочется.

Его голос убаюкивал, и Тора поддалась искушению. Будет вечер. Ночь. И утро. Тошнота пройдет. Уже почти прошла.

Виттар рассказывал о завтрашней прогулке в саду. О том, что день будет непременно солнечным, ясным, и такой нельзя не использовать. А можно садом не ограничиваться, но заложить коляску… или две… надо привыкать к его странной семье.

Альвы – тоже люди…

Может, у Торы получится повлиять на девчонку. Где это видано, чтобы леди в штанах расхаживала? На месте ее братца Виттар давным-давно за розги взялся бы. А тот потворствует… Он интересный парень, и Крайт просится к нему поработать. Виттар еще не решил, конечно, но решит… эти двое на одном языке говорят. Крайту полезно будет пожить своим умом… ну почти своим, потому как совсем без присмотра его оставлять нельзя.

– Спи, мой найденыш. – Он наклонился, но не поцеловал, лишь волосы убрал с подушки. – Спи. Завтра будет нашим…

Она и вправду заснула, а проснувшись, обнаружила, что комната пуста. Тошнота отступила, и головокружение тоже. Тора чувствовала себя почти хорошо, во всяком случае достаточно хорошо, чтобы встать с постели.

Сумрачно. Сколько она проспала? По ощущениям – вечность, но на самом деле вряд ли дольше нескольких часов. Раздвинув шторы, Тора зажмурилась от яркого солнца.

К горлу подкатил тугой ком, и Тора, зажав руками рот, заставила себя дышать часто и быстро. Надо вернуться в постель… сейчас она соберется с силами и…

…еще минутку постоит.

…или две.

Присядет вот… сидя всяко легче.

И кресло так удобно стоит, у окна. Скинув подушки на пол, Тора забралась в кресло с ногами. Она просто посмотрит…

…О свадьбе Торы «Светская хроника» упомянула. Кто-то прислал цветы, а еще – открытки и поздравления, впрочем, тогда Торе было как раз не до поздравлений. А сейчас вдруг стало грустно.

Мама о своей свадьбе часто рассказывала.

О том, что отец долго добивался согласия у райгрэ, а добившись, боялся, что тот в последний миг передумает. И, ведомый страхом, купил специальное разрешение, позволявшее пожениться сразу.

Он подарил маме то самое ожерелье, которое осталось у Торы.

Мама его любила.

И отца тоже, даже когда им случалось ссориться, все равно любила. А он – ее, и мириться первым приходил. Садился у ее ног и сидел, разбирал нити в ее корзинке для рукоделия. Мама же ворчала, что без помощи обойдется…

Тогда Тора не задумывалась, каким будет ее собственный супруг: мама говорила, что еще успеется, что некуда спешить. А свадьбы куклам все девочки устраивают.

И Тора улыбнулась, вспомнив, как рисовала на фарфоровой руке завитки обручального браслета, а изысканное платье выкрасила малиновым вареньем, чтобы как настоящее. Его так и не удалось отстирать…

Ее подвенечным нарядом стал чей-то плащ, залитый кровью Виттара.

И уже король вывел узор из живого железа, сплетая жилы.

Чем не игра?..

Странные мысли, беспокойные.

И словно шепчет кто-то, что этой игрой не стоит увлекаться, что Торхилд оказалась в этой комнате вовсе не случайно. Прежде тошноты она не испытывала. И сонливости такой. Да и вовсе была здорова.

А вдруг именно сегодня…

И Виттар еще так уговаривал остаться в постели.

Что-то должно было произойти.

Или уже произошло? И ответ очевиден: он стыдится своей жены.

– Нет, – сказала Тора вслух, желая заглушить мерзкий шепот. – Он очень добр ко мне.

Потому что Тора беременна. И он вовсе не желает причинить вред ребенку. А когда тот появится на свет…

– Тебя нет. Не существует. И все – ложь…

Но разве ложь, что Тора сейчас одна и в доме? Заперта? Это ведь легко проверить. И Тора, встав, решительно подошла к двери. Та была открыта, только за порогом стояли двое гвардейцев.

– Леди, вам что-то нужно?

Под их взглядами становится неуютно, и девушка отступает. Ей нужно понять, что происходит.

– Вам дурно? Позвать врача?

– Н-нет.

– Послать за горничной?

– Нет… я просто… извините.

– Леди, вам лучше вернуться в постель, – мягко говорят ей.

И Тора возвращается. Не в постель – к креслу.

Выходит, ее действительно заперли. Гостей множество. И про свадьбу Виттара они слышали. И про то, что была она вынужденной: на таких, как Торхилд, женятся исключительно по крайней необходимости. Но жену вовсе не обязательно показывать людям.

Лучше бы он правду сказал, было бы не так обидно.

Тора зажмурилась, унимая слезы. Ноготки бессильно царапнули по живому железу, не причиняя вреда. Этот рисунок в отличие от чернильного стереть не получится.

Ничего. Торхилд справится.

Как-нибудь.

Она ведь справлялась раньше, и на этот раз выйдет… Из чувства противоречия Тора перебралась на подоконник. Мир за стеклом был полон солнца и цветов. Она видела и аллею, украшенную арками, и беседку, и гостей, которых и вправду много собралось.

Далекие. Маленькие.

Не люди – игрушки.

И куколка-невеста в алом наряде… ее с трудом получается разглядеть, хотя Тора приникла к самому стеклу. Самой смешно стало от такого любопытства.

Вот только стекло почему-то вибрирует, мелко и часто.

Девушка отстранилась и, прижав к гладкой поверхности пальцы, закрыла глаза. Нет, ей не показалось.

Дрожь усиливалась.

И этот звук… тонкий… раздражающий. На грани слышимости. Он нарастал, вытесняя прочие звуки. Когда по окну с хрустом поползла трещина, Тора спрыгнула на пол.

Она отступала, не спуская взгляда с этой трещины, что, ветвясь, делила прозрачное полотно на части. Тора пятилась, пятилась… коснулась ручки как раз в тот миг, когда стекло с громким хлопком лопнуло.

Глаза закрыть девушка успела.

– Что про… – Дверь распахнулась, и Тору подхватили.

Подняли.

Передали кому-то.

– Леди, держитесь крепче…

Она не могла отнять рук от лица. Между пальцами текло.

– …ничего не бойтесь… портал…

– …контур нестабилен…

– …пробивай…

– …контур нестабилен! Закрываем… покинуть зону…

Грохот оглушал. Тора слышала знакомые хлопки, треск, скрежет. И когда все же решилась открыть глаза, то увидела черный мундир охранника. И еще колонну, которая медленно рассыпалась на куски. Она вдруг поняла, что сам дом, старый надежный дом, рушится.

Охрана выбила двери. В лицо пахнуло жаром.

В воздухе кружились искры.

А Тора вспомнила, где слышала прежде этот утробный рокот, что доносился из-под земли: в Каменном логе. Так звучали молодые жилы, прорываясь к поверхности.

– Жила…

Кто-то закричал.

И, кажется, еще заплакал. Возможно, что сама земля – ей было так жарко. И цветы сгорали, превращаясь в пепел. Тора хотела вырваться, но ее не отпустили.

С протяжным стоном сползала крыша, и стена осела на ребрах колонн. Сыпались камни, подымая тучи не то еще пыли, не то уже пепла. Жила же рвалась на свободу.

– Отпустите… – Торе нужно было найти мужа.

Но ее не услышали. И не выпустили.

Гвардеец бежал, нес ее прочь, не понимая, что спастись все равно не выйдет. Если жила прорвется, то неважно, как далеко он убежит. А Тора должна увидеть Виттара.

Ее передали из рук в руки.

И снова.

И остановились все-таки среди яблонь, листва которых стремительно желтела. Слева и справа встали черные тени. Стальной клин охраны отрезал Тору от мира.

До нее доносился лязг. Грохот. Чей-то вой, переходящий в скулеж.

Сквозь дым воняло кровью.

– Не надо смотреть, леди, – сказали ей и прижали голову к жесткой ткани, еще пуговица с короной впилась в щеку. – Не надо…

Все стихло в один миг. И когда Тора скинула слишком уж заботливую руку, то увидела, что тот мир, цветочно-солнечный, исчез. Розы. Дорожка. Арки…

Ей позволили встать на ноги. И удерживать не стали. Тора шла по черной земле, зажимая царапину на щеке рукавом. Охрана держалась рядом, но не мешала.

Пепел… сажа… мертвецы… много мертвецов. Скамьи перевернуты. И беседка рухнула.

Лучше на беседку, чем на мертвецов… Но Тора должна убедиться, что Виттара среди них нет.

Как хорошо, что Виттара среди них нет.

– Тора? Тора, девочка моя, ты цела? – Он был черен и страшен.

Дымом пропах.

И кровью.

Цела. Только вымазалась, кажется… и стекло лопнуло.

Шрамы останутся.

– Цела… – Дрожащие пальцы Виттара гладили щеку. – Цела… хотя бы ты… не смотри на него.

Тора хотела бы отвернуться.

Столько лет прошло… Белая кожа. И волосы белые, разлетевшиеся прядями по пепельному ковру. Вывернутая рука. Да и само тело неестественно переломано, почти перекушено пополам. Равновесие черного и белого нарушает красная-красная кровь.

– Я дурак… – Виттар прижимал Тору к себе. – Если бы ты знала, какой я дурак…

Чуть дальше, за рухнувшей беседкой, лежал золотой пес. Он был огромен и страшен.

– Поверил, что могу все изменить…

Пес поднял голову и завыл.