Никто и никогда не понимал моих описаний, по крайней мере касающихся моего восприятия, вот и в этот раз я жду, что и Сверр недоуменно нахмурится, ничего не поняв, может, переспросит, а может, наоборот, посчитает странной. Но ни того, ни другого не происходит. Его губы изгибаются, вот только не в издевательской и ехидной ухмылке, к которой я за последнее время привыкла, а в довольной улыбке. И это такая редкость, что я даже замираю, несколько раз моргаю, не могу в это поверить. Ведь даже в подростковом возрасте он мне запомнился с его извечной ухмылкой, словно он – пуп земли, а мы так… Ничтожества под его ногами… Бракованная… Бракованная… И не стоит забывать, кем я для него всю жизнь была.
– Что еще? – наклоняется ко мне ближе, его пальцы цепляют меня за подбородок, не давая опустить горящее от стыда за собственные неуместные эмоции в отношении некогда своего обидчика.
– Ничего, – качаю головой, окончательно отрезвляясь и приходя в себя. – Идем, там кажется план по побегу какой-то наметился.
Делаю шаг вбок, пытаясь обойти его, но тут его рука прикрывает мне отход, упираясь в стену и мешая мне пройти. Поджимаю губы, чувствую, как складки на лбу усугубляются от накатившего недовольства.
– Что не так? Твое настроение изменилось, – заглядывает мне пытливо в глаза Сверр, выискивая что-то одному ему известное, но я отвожу взгляд, не в силах выдерживать его, пробирающий до самого нутра.
– Все в порядке, – говорю резко, отрывисто, боясь, что снова раскисну от его приятного запах, расслабляющего все мои рецепторы.
– Нет, не в порядке, – начинает злиться парень, брови его хмуро сдвигаются к переносице, – Но… Впрочем, потом… Но нам нужно обсудить нас… После всего, конечно, как выберемся…
– О нас? – вздергиваю брови, удивляясь тому, что сейчас услышала.
Или мне все же показалось?
– Да, о нас, – хмурится Сверр, не нравятся ему мои слова.
Да и тон мой, и настрой не приходится по вкусу парню. А я наоборот замираю в шоке, ведь никогда и в самом лучшем сне не могла себе представить, что когда-нибудь услышу-таки слова от самого сына Эррамуна. Неприступного, жесткого, холодного и самого недоступного парня, в которого меня угораздило когда-то влюбиться.
– Нам не о чем разговаривать. Мы ведь оба не хотим брака, – пожимаю плечами, а затем, видя его недовольное выражение лица, добавляю более внушительно: – Я сбежала из дома, чтобы избежать нашего брака, Тирольский. Да и ты даже не пришел в день приезда твоих родителей к нам в клан. Не нужно сейчас все усложнять. Ты ясно показал свою позицию в данном вопросе.
И вот вроде я говорю очевидные и правильные вещи, причём принципиально без приукрашивания, но как же самой тяжело слушать собственные слова. Каждое будто вбивает меня сильнее к сырой земле, от которой идёт неприятный морозный холод.
– Ты не знаешь ни моей позиции, ни моих намерений, – жестко произносит и делает недолгую паузу. – Я не спрашивал тебя о прошлом, Дана, – его лицо за секунду превращается в ничего не выражающую маску, я даже удерживаюсь от того, чтобы не отшатнуться, но беру себя в руки.
Он молчит, я тоже, старательно игнорируя его внимание, которого мне одновременно сильно хочется, а с другой стороны, оно меня тяготит. Ведь выдавливает из меня все те страхи, которые я когда-то загнала глубоко внутрь. И теперь под кожей у меня зудит в желании высказать обиды и выплеснуть боль, которая все это время живет со мной, подогреваемая клановыми насмешками о моей бракованности. Взращенные им же комплексы готовы высвободиться наружу, но я поджимаю губы и прикрываю глаза. Как же не хочется бередить раны и снова истекать эмоциональной кровью. Пара ли мы? На это ли намекал Сверр? Пытаясь таким образом узнать, что я чувствую? Горько усмехаюсь, опуская глаза долу. Какая ирония судьбы. Он потерял нюх и не может понять, почему мы вызываем друг у друга такие противоречивые до боли эмоции. А сама ты знаешь, Дана? Шепчет мне внутренний пугливый голос, отдающий страхом где-то в подкорке сознания. Но вопрос остаётся зависать в воздухе, ведь ответа на меня у него нет. Пока что нет.
– Наше прошлое всегда будет стоять между нами, – губы мои дергаются, нос сам по себе морщится, отзываясь так на мои бушующие негативные эмоции. – Только об этом тебе и стоит спрашивать.
Выдыхаю, ведь все же сказала пусть и не то, что накипело за эти годы, но все же озвучила причину, по которой не готова к чему-то большему. Вот только волчица внутри скулит, а ей вторит чужой волчий агонизирующий рык. И я знаю, чей он, но даже себе не готова признаться в том, откуда я вообще его слышу.
– Мы продолжим разговор после. Ты права, сейчас не время, – коротко и резко отвечает белобрысый и первым отворачивается, возвращаясь к нашим спутникам.