Ты моя плоть, способная отравить небо, сказал родитель.
Харальду вдруг вспомнилась морда зверя на его лице, которую он увидел в глазах девчонки. Вдруг зверь, спящий в нем, и есть то, что может отравить небо? И так начнется Фимбулвинтер, великая зима, после которой придет Рагнарек, конец света.
Ермунгард, холодно подумал Харальд. Глянул на воду за бортом драккара.
Если отец не хотел, чтобы наступила Фимбулвинтер, он мог спеленать зверя. Сделать его самого чем-то вроде драугара, использовав Гудрема и его людей…
Все, чтобы сковать тьмой чудовище, спящее в сыне.
Ненависть шевельнулась в нем — и затопила, смешавшись с яростью. Дикая ненависть, заливающая весь мир уже не краснотой, а огненно-желтым светом расплавленного металла.
— Ярл, — потрясенно выдохнул Кейлев, — у тебя на лице… Ты светишься?
Значит, свечусь, холодно подумал Харальд. Похоже, так в нем просыпается зверь — светом на лице. И огненно-желтым сиянием перед глазами.
А вот почему зверь просыпается, и почему, поглядев в глаза Добавы, он переборол зелье на стрелах, сделавшее его то ли драугаром, то ли кем-то вроде него…
Но сейчас ему было не до этого. Йорингард и месть — вот два слова, бившиеся у него в уме. Все остальное потом.
Харальд повернулся к старику, выдохнул:
— Это ничего, Кейлев. Теперь слушай. Я высажусь на берег один. Посмотрим, что я такое… раз уж свечусь. А ты, как только спрыгну, уводи драккар. И жди в одном полете стрелы от берега. Помни — с девчонки не должен упасть ни один волосок. Глаз с нее не спускать. Высадитесь, только если я сам вам крикну.
— Да, ярл, — зачарованно сказал Кейлев, продолжая таращиться на него.
Харальд повел плечами. Спина между лопаток чесалась.
Тихо, люто подумал он. Сидеть, лежать и не высовываться — чем бы ты ни был. Иначе я сам разожгу костер побольше. И улягусь в него спиной…
Зуд вроде бы утих.
— Еще кое-что, Кейлев, — бросил Харальд. — Если со мной что-то случиться, и ты решишь опять отправить ко мне девчонку… позаботься, чтобы рядом был свет. Чтобы я ее видел. Всю.
— Как прикажешь, ярл, — выдохнул тот.
За тем, что происходило на корабле, где остался озверевший ярл Харальд, с ближайшего берега наблюдали. Убби, баюкая размозженную кисть, пробурчал:
— Своих зовет…
— Говорят, Харальд любит рвать баб на куски, — задумчиво сказал викинг, стоявший с ним рядом. — А этот драккар, полагаю, его собственный. Видел, что оттуда швырнули через борт? На драккар с их ярлом?
— Девку, — Убби сморщился, размышляя. — Хотите знать, что я думаю? Похоже, его парни знают, как привести Харальда в чувство. А мы не знали.
— У нас все равно девки под рукой не было, — проворчал кто-то из воинов.
— Да, — согласился Убби. — Знать бы заранее… там, в Йорингарде, баб осталось много. Прихватили бы кого-нибудь. В общем, так — если ярл сейчас опять двинется в Йорингард, предлагаю пробежаться по берегу и напасть там, где стена подходит к воде…
— Не боишься остаться и без второй руки? — удивленно спросил стоявший рядом викинг.
— Слышал я, что ярл Харальд всегда платит честно, — угрюмо ответил Убби. — За все, как и положено. Так что, думаю, за покалеченную руку он мне заплатит вергельд (плата за убийство или увечье). Сторгуемся… особенно если у него будет казна Гудрема. Чего уставились? Вон, гляньте, драккар ярла вроде бы к Йорингарду поворачивает. Только помните, к нему самому в бою близко не подходить. С берсерком всегда так — гляди в оба, иначе он тебя же и выпотрошит. Когда на них находит, они не разбираются, где свои, где чужие, рубят всех одинаково. И на стрелах, видать, что-то было. Иначе с чего ярл так почернел? Но сейчас, кажется, его отпустило…
— А как драться будешь? — проворчал кто-то.
— Я и левой рукой меч держать могу. У меня в роду от одной раны еще никто не раскисал. Если кто хочет свою долю от золота Гудрема — давай за мной. Вон гребцы на драккаре ярла спины рвут, веслами машут. Сейчас там будет драчка…
— Веди к крайнему драккару, — приказал Харальд, когда берег был уже близко — и на палубу его корабля начали падать стрелы. — Переберусь на берег уже оттуда.
Несколько викингов, оставив весла, сгрудились у борта, вскинув щиты, чтобы защитить гребцов. В сторону Харальда все поглядывали с легким страхом и изумлением.
На лице ярла сияла маска. Проступала на коже бледными серебряными контурами — словно там, под кожей, пряталась морда то ли зверя, то ли змея. Просвечивала, горя тем же светом, что и глаза.
Но с расспросами никто не лез, от страха — хоть его чувствовали все — никто не дергался. Все и раньше знали, что ярл у них со странностями. Просто теперь к его странностям добавилась еще одна.
И опять же — чем ярл страшней, тем больше страху нагоняет на врагов. А они в старости еще будут рассказывать, как стояли под рукой сына Ермунгарда, внутри которого жил то ли зверь, то ли змей…
Кейлев вскинул щит, заслоняя Харальда от стрел, полетевших еще гуще.
— Может, все-таки возьмешь с собой часть хирда, ярл? — крикнул он.
На берегу вопили. Стрелы сыпались уже дождем. Несколько лучников перебрались на корабли, поставленные у берега — и стреляли оттуда.