После трапезы леди Марион предложила мне показать женскую половину замка и ее с дочерью покои. Я не могла ей отказать, и в сопровождении матери жениха и Анабеллы пришла в так называемую светлицу в третьей башне. Это были самые светлые покои в замке для хозяйки и прислужниц, которые пряли, вышивали, занимались шерстью и всеми подобными делами. Это было очень уютное помещение, которое впоследствии станет мои самым любимым местом.
Я заволновалась, ведь я не умела так искусно вышивать, как здешние девушки, даже в сравнении с маленькой Анабеллой я была неумехой! А что уж говорить о прядении шерсти…
Донжон и башня, в которой находится светлица, соединялись друг с другом длинными темными коридорами, насквозь продуваемыми сквозняками. Вот из-за таких неотапливаемых помещений, по которым приходилось все время ходить, и простывали люди. Поднимаясь на третий этаж, леди Марион поинтересовалась монастырем, в котором я жила до встречи с ее сыном. Я немногословно описала его, указав на жесткий режим в нем. Тогда она разумно заметила:
- Был бы по-настоящему строгий режим, Оливер вернулся бы один из Вашего монастыря. Но я рада, что Вы встретились ему на пути. Слава Господу, что мой сын жив. Вот мы и пришли, - сказала Марион и открыла дверь своих покоев.
Обстановка комнаты указывала на изысканный вкус хозяйки. В ее комнате было четыре резных ларя, две стены были украшены яркими шпалерами с изображением на одной – красочной придворной мистерии, на другой – библейских сцен. Над огромным камином висело серебряное распятие искусной работы.
- Оно было привезено мне из Италии, а именно из Феррары, отцом Оливера, - улыбнулась женщина и перекрестилась, не отрывая от него глаз.
Окна были занавешены мягкими кожаными шторами с бахромой. Два глубоких кресла были придвинуты к камину, возле которого лежала меховая шкура. На аккуратно застеленной кровати, стоявшей на возвышении, лежала дюжина шелковых подушек.
Следующей «по графику» была комната Анабеллы. Она напоминала покои ее матери, только была чуть меньше по размеру и обставлена с меньшей роскошью, но в том же стиле. Меня поразило то, что в комнате одиннадцатилетней девочки не было видно ни единой игрушки, они не лежали на кровати, их не было на сундуках, - здесь был идеальный порядок.
Я посмотрела на стоящую рядом девочку с идеальной осанкой, как у матери, и пожалела, ведь для Анабеллы детство уже прошло.
В соседней комнате проходили ежедневные занятия дочери с леди Марион. Они вместе изучали свое родовое древо, читали религиозные книги, осваивали французский, хотя и считали его языком врагов, заучивали новые молитвы, изучали латынь, в чем часто принимал участие священник замка – отец Доменик. После чего обе шли в светлицу, где и занимались вышиванием до самого ужина. Вот такой распорядок дня был у женщин с молодости.
Несмотря на усталость после целого дня блужданий по огромному замку, ночью у меня была бессонница. Чтобы не терять время попусту, я решила поучиться вышивать. На следующий день леди Марион поинтересовалась моим состоянием:
- Вы неважно себя чувствуете, Элизабет? У Вас больной вид. Ваш камин исправно топится? – После этого она лично проверила, насколько сухие бревна мне приносят, - Вы хотите, чтобы Джейн принесла Вам горячее молоко?
Хоть она и говорила все это с толикой надменности, но ее забота тронула мое сердце. Мне было приятно увидеть ее даже мало-мальское расположение ко мне.
Но на следующее утро я поняла, что леди Марион права – я простудилась. Около недели я пролежала, не выходя из собственных покоев. По несколько часов в день я сидела, закутанная в меховое одеяло, и вышивала под руководством Джейн, так что, появившись в первый раз в светлице, я неплохо смогла вышить платок. Хотя честно, кому были нужны эти труды и трата времени? В итоге процесс ежедневного дарения носовых платков с вензелями происходил в замке по кругу и напоминал детскую игру: «передай другому».
Когда ко мне в комнату зашла Анабелла, я поинтересовалась ее игрушками, и узнала, что самой любимой была тряпичная по имени Пуфф:
- Мне было шесть лет, когда я сшила ее. Папа сказал, что ему нравится моя игрушка и, что он напоминает шута Пуффа. Это были последние слова моего отца, а на следующий день его не стало. Теперь я не расстаюсь с моим Пуффом.
Как по-русски говориться, начали за здравие, кончили за упокой! А все началось с игрушек…
Бесцельное время моей болезни я направила в нужное русло. Я днями и бессонными ночами шила большую мягкую игрушку Анабелле. Я набила ее гагачьим пухом, обшила белой овчинной шерстью, приказала сделать из дерева две огромные пуговицы для глаз, которые обтянула черным шелком, темной тканью обшила живот и внутреннюю сторону ушей собаки. Конечно, моя игрушка получилась немного хуже, чем магазинные прототипы из XXI века, но была гораздо лучше всех остальных деревянных игрушек Анабеллы. А главное, она очень понравилась девочке.