Я никогда не пыталась бунтовать, но сейчас все иначе. Эрнан не отец и даже не муж мне пока.
Просто понять – где эти границы. Хоть немного свободы решать самой.
Я подошла к лошади. Обернулась.
Эрнан бросил на меня короткий взгляд, но от разговора даже не отвлекся.
Хорошо.
Я поставила ногу в стремя. Приподнялась. Запрыгнула в седло.
Не оборачиваться? Сделать все так, словно иначе и быть не может. Уехать. И что потом?
Я сидела на лошади, и у меня тряслись руки. Поздно отступать.
– Луцилия! – он все же окликнул меня.
Обернулась.
– Я устала, – постаралась улыбнуться как ни в чем не бывало. – Поеду к себе, отдохну.
Он кивнул. Так, словно это и правда нормально.
Я легонько ударила пятками лошади в бока. Вперед!
И двое гвардейцев последовали за мной.
Свобода – лишь иллюзия.
– Ты хотела поговорить?
Он смотрел на меня равнодушно и холодно, хотелось сжаться под его взглядом.
Он пришел вечером, когда закончились все торжества.
– Хотела, – сказала я. – О свадьбе.
Облизала губы. Было не по себе.
Он ждал.
Что-то произошло. Что-то почти неуловимо изменилось за последнюю пару дней. Я не могла понять. Словно что-то сломалось.
– Как скоро? – сказала я, голос чуть дрогнул.
– А имеет смысл тянуть? – спросил он. Подошел совсем близко, почти на расстояние вытянутой руки.
– Ты хочешь знать мое мнение? – удивилась я.
Он криво усмехнулся.
– Хочу. Не могу обещать, что сделаю все, как ты скажешь. Но услышать твое мнение я бы хотел.
– Это лицемерие. Выслушать и наплевать, сделать все по-своему. Я не хочу быть твоей женой. Ни сейчас, ни потом.
– Тебе придется смириться.
– Так у меня нет выбора?
Он скрипнул зубами.
– А какой выбор ты хочешь, Луцилия? Если бы все зависело от тебя, что бы ты выбрала?
– Убить тебя.
– Серьезно? – он шагнул еще ближе, почти вплотную, я видела его покрасневшие усталые глаза, видела, как жесткий воротник натер шею. – Ты бы смогла сейчас? – сказал он. – Теперь, когда все успокоилось и улеглось? Не в порыве ужаса и гнева, а вот так, хладнокровно? Убить человека не просто.
– Ты не человек.
Эрнан хмыкнул, слегка прищурился, словно оценивая.
Нет, я бы не смогла. Даже тогда вряд ли смогла бы. В последний момент рука бы дрогнула. Глупо все это.
– Хорошо, – сказал он. – А что потом?
Если убить? Потом для меня уже не будет. Замок полон его людей, мне не простят…
– Не важно, что будет, – сказала я. – Главное – сделать это. Ты ведь тоже хотел отомстить? Отомстил. И что дальше? Ты получил все, что хотел.
– Не все, – сказал он.
– Не все получил? Тебе мало? – меня внезапно задело это. – Ах, да! Отец посмел умереть раньше, своей смертью, до того, как ты успел поквитаться с ним! – я понимала, что это слишком, но столько накопилось внутри, и теперь рвалось наружу. – Ты захватил трон. Ты убил Хаддина! Ты убил даже его жену и новорожденного ребенка, ни в чем не повинного, чтобы твоей власти ничто не мешало! Избавился от всех, кто мог тебе помешать! Хладнокровно. Сложно убить человека, да?! Ты даже Тоура сумел обмануть! Даже его! О, да! Чтобы все прониклись чувством, какой ты герой! Этот спектакль… Так чего ж ты еще хочешь? Меня? Я перед тобой. Что тебя останавливает?
Его ноздри дрогнули. Напряглись плечи.
Он долго смотрел на меня. Бесконечно долго. Я уже успела передумать все на свете. Представить все варианты, представить все, что сейчас будет. Я понимала, что сама провоцирую его, но уже с ума сходила от неопределенности. Не понимала его чувств, не понимала своих. Своих – в первую очередь. Все так перемешалось. Нужно сделать хоть что-то.
Он смотрел на меня, нахмурив брови, плотно сжав губы. Он тоже пытался что-то решить.
– Я не могу, – наконец сказал он. – Просто не могу.
– Не можешь?! – Да, меня окончательно понесло. Я понимала, что это плохо кончится, но иначе уже никак. Пробить его ледяную невозмутимость, увидеть настоящие чувства. Понять наконец. – Флир говорит, что ты вообще не мужчина! – крикнула я ему в лицо. – Что ничего не можешь и не чувствуешь, раз до сих пор…
Ох, я запнулась. Поняла, что не могу произнести это вслух… все до конца.
Я думала, его заденет это, разозлит. Вот сейчас…
Нет, все тот же холод.
Лишь уголки его губ чуть дрогнули, пытаясь растянуться в улыбку, но улыбки не вышло.
– Все намного сложнее, Тиль, – мягко и тихо сказал он. – Я люблю тебя.
Я хотела ударить его. Но только всхлипнула, отвернулась.
Нет.
– Не говори мне о любви! Это все ложь! Везде сплошная ложь! Ты лжешь своим людям, Тоуру, мне! Чего стоит твоя любовь, если у меня нет выбора? Это просто слова! Да лучше бы меня увезли в Тааракар. Пусть продали бы, но зато это было бы честно! Я бы точно знала, чего от меня хотят и чего ждать. Просто и понятно. И пусть этот Тааракарский торговец не стал бы жалеть мои чувства, но он бы и не стал лгать мне!
– Ты не понимаешь, о чем говоришь.
– Не понимаю? Я не ребенок! Боль и насилие в сто раз страшней, если его пытаются прикрыть удобной ложью о любви. Это унижает и разбивает сердце. Душа может болеть сильнее, чем тело.
Эрнан покачал головой.
– Тебе я не лгал. Ты сама не хочешь слышать правды.
Я подняла на него глаза.