Леди Раэна, молодая, красивая, но немного испуганная женщина с ребенком на руках, слушала, и я видела горе в ее глазах. И все же она просила Эрнана рассказать еще, он рассказывал и осторожно, почти незаметно поглаживал мою руку. Ребенок спал, тихо причмокивая, у леди Раэны на руках, наши разговоры не мешали ему. Ему было месяца три, примерно столько же, сколько должно бы быть Гарану сейчас. И я невольно задумалась, что же все-таки стало с моим маленьким племянником? Где он? Заботится ли о нем кто-нибудь? Держит ли вот так на руках? Но Эрнан всегда отказывался говорить об этом, а сильно настаивать я не решалась. Может быть, позже?
Если Гаран жив, то он может вырасти и заявить свои права на трон. Кто знает, когда это будет? А если он тоже захочет отомстить Эрнану, так же, как Эрнан хотел отомстить моему отцу. Он придет и убьет моих детей… если у нас с Эрананом будут дети.
Это все так сложно и страшно.
А Маргед? Что стало с ней, я даже представить не могла. У нас никогда не было добрых отношений. Я пыталась, но так и не смогла найти общий язык с женой Хаддина. Второй женой. Она была жесткой и властной, совсем не терпела возражений, даже Хаддин изменился рядом с ней, стал сдержаннее и тише. Думаю, став королевой, Маргед держала бы всю страну в кулаке железной хваткой, скорее она, чем Хаддин. Она была дочерью лорда Олмера, троюродного брата отца, и почти частью семьи. И семейные черты в ней прослеживались очень четко.
Первая жена Хаддина, Ллейшон, была, напротив, скромной и милой девушкой. Они были женаты почти пять лет, но Ллейшон так и не родила ни одного ребенка, даже не забеременела. И тогда было принято решение признать брак недействительным. Появилась Маргед. Стране нужен наследник.
Что, если я тоже не смогу родить Эрнану сына? Он откажется от меня?
Ребенок проснулся и заплакал, леди Раэна тихо извинилась и вышла вместе с ним. Мы с Эрнаном остались вдвоем.
– Ее муж был героем? – спросила я.
– Он был наемником и храбрым воином, – сказал Эрнан. – Он получил эти земли после освобождения Лохленна. Когда-то этот замок принадлежал Рэннам, но после той войны никого из них не осталось в живых, по крайней мере по прямой линии. Потом замком владел лорд Гуалтер, вассал твоего отца. Потом я передал его Андросу. Раэна дочь корабельщика из Тиссы, я знаю ее давно. Для нее этот ребенок – хорошая возможность сохранить свое положение и не вернуться домой.
– Одинокой женщине нелегко…
– Да, – Эрнан чуть заметно улыбнулся. – Но лучше быть матерью наследника, чем просто бездетной вдовой. А то сразу найдется много желающих оспорить право на землю.
– Она ведь любила своего мужа.
– Да, конечно, – Эрнан пожал плечами. – Она сбежала из дома вслед за ним. И даже сражалась наравне с мужчинами, ее дядя и братья моряки, немного пираты и контрабандисты, они научили ее владеть абордажной саблей и стрелять из лука. Такая женщина вполне может справиться сама.
Я пыталась и не могла представить Раэну с оружием в руках.
Нам принесли и налили еще вина.
– Ты когда-то тоже училась драться. Помнишь?
– Да, но для меня это была игра, и я никогда не смогла бы сровняться с тобой или Оуэном.
– Тебе и не нужно было. Но ты так отчаянно размахивала деревянным мечом! – Эрнан улыбнулся. – Столько огня!
– Надо будет вспомнить, как это делается.
– Обязательно, если захочешь, – он поцеловал меня. – Скакать верхом ты не разучилась. А еще, помнишь, ты умела оживлять бабочек.
– Не знаю, – мне вдруг стало не по себе. – Иногда мне кажется, что я не оживляла, что это была случайность. Бабочка замерзла и уснула, я отогрела ее. Так ведь не бывает, правда? Невозможно оживить?
– Я слышал о людях, которые оживляют мертвых, – сказал он. – Меня самого едва ли не с того света вытащили. Но Ингрун говорила, что можно вернуть, только если душа не успела уйти далеко. Иначе оживет лишь тело, и это будет чудовище, лишенное человеческих чувств. Без страха, без жалости, не чувствующее боли и усталости. Андрос рассказывал, что ему доводилось сражаться с такими, когда он служил в Тааракаре, их рубишь пополам, но они не умирают и все равно ползут на тебя… Он очень боялся, что пока он там, его убьют в бою и сделают с ним то же самое.
Я вздрогнула, поежилась.
– Прости, – сказал он. – Напугал тебя, да?
– Немного, – призналась я.
Он долго молчал, глядя в огонь. Но все же… Что-то волновало его.
– Говорят, даже если вернуть сразу, следы все равно остаются, человек меняется, – сказал он. – Мне всегда было интересно, насколько изменился я сам. Я понимаю, что изменился, но от того ли, что побывал там, или просто повзрослел, пришлось стать жестче… Вдруг я не замечаю чего-то важного?
Он закрыл глаза, откинулся на спинку кресла.
Я сжала его руку.
– Прости, Тиль…
– Ничего, – сказала я. – Я и так всю жизнь жила с закрытыми глазами, не зная и не замечая ничего. Лучше ведь знать, правда?
Он кивнул, улыбнулся мне.
– Ты не изменился, – сказала я.
Он криво ухмыльнулся, словно говоря: «Ты просто плохо меня знаешь». И еще: «Не бери в голову». Потом поднялся на ноги.