Невеста Черного Ворона

– Тиль, каких объяснений ты ждешь от меня? Оправданий? Что это вышло случайно? Что я не хотел? Уж прости, но это женщину можно взять силой, а если мужчина совсем не хочет, то ничего не выйдет. Я хотел и прекрасно понимал, что я делаю. Что тебе дадут мои объяснения? Того, что сделано, уже не изменить.

«Ну, и как она?» – хотелось спросить. «Она лучше меня, да? Она знает, что нужно делать в постели, не смущается и не устраивает истерик. С ней было хорошо?»

– Тебе было хорошо с ней? – спросила я вслух и сама испугалась.

Сейчас он скажет: «да». Как же иначе?

Он провел ладонью по лицу.

– О, боги, Тиль!

Еще мгновение он колебался. Потом как-то быстро, рывком, подошел и обнял меня. Или даже скорее сгреб в объятья, так крепко, что я и пошевелиться не могла.

– Я надеялся забыть тебя, – сказал он, глядя мне в глаза. – Мне казалось, ничего уже невозможно, ты ненавидишь меня и никогда не примешь. Что бы я ни делал, это не имеет смысла. Нужно плюнуть на все и забыть. Ты хотела сбежать. Оставаться рядом со мной для тебя было страшнее бегства в чужую страну и с чужими людьми. Я устал уже биться об эту непробиваемую стену. Зачем мучить тебя и себя? Я думал отпустить тебя, найти тебе хорошего мужа, такого, с каким ты могла бы быть счастлива. Или устроить как-то иначе твою жизнь. И самому уже успокоиться, наконец. Не думать…

Он выдохнул, перевел дыхание.

– Не вышло? – спросила я.

Он усмехнулся с горечью, покачал головой.

– Не вышло. Я не могу тебя забыть. Становится только хуже.

– Почему ты не сказал про Гарана сразу?

Он разжал руки, потом все же взял меня за плечи, сделав полшага назад.

– Этого вообще не стоило говорить, – сказал он. – Посмотри на меня, Тиль. Ты знала меня в детстве, я разгребал навоз в конюшне твоего отца. Потом меня сбросили со скалы. Мне повезло, я выжил, и больше года я жил у Тоура. Потом еще два года меня носило по разным местам, я был грузчиком в порту и гребцом на галерах. Скажи мне, может ли портовый грузчик за пять лет стать королем, не испачкав руки в крови? Что за чудо должно случиться? Ты думаешь, это счастье свалилось на меня само? Нет. Я шел напролом, потому что хотел этого. Я убил твоего брата. Я своими руками убил сотни людей. По моей воле погибли тысячи. Я вел людей в бой, на смерть, убивать. Ради своей цели. Тот мальчик, который сгорел на костре, точно так же погиб из-за меня, из-за того, что мои люди ворвались в город, началась бойня. В чем разница, скажи мне? Почему на одно ты готова закрыть глаза, а на другое нет? Потому, что это не касается лично тебя? Я понимаю… Почему не сказал? Я не верил, что это реально что-то изменит, слишком много и без того…

Он вздохнул, отвернулся, ненадолго закрыл глаза, все еще не отпуская меня.

– Прости, Тиль, – сказал потом. – Мы сейчас не об этом.

«Иногда мне становится страшно, что ты узнаешь меня лучше и ужаснешься».

Принять все, как есть.

Отчего-то вспомнилось, как он жонглировал яблоками на рынке, как держал за руку, как обнимал меня в реке. Все это было так просто. Там были только мы вдвоем, и ничего больше не имело значения. Можно было не думать ни о чем, отбросить… Ни прошлого, ни будущего, лишь один только этот чудесный момент. Только мы.

– Я не знаю, что сказать тебе, Тиль, – он смотрел мне в глаза. – Мне все время кажется, что оправдываться неуместно. Есть поступки, и они никак не изменятся, что бы я тебе сейчас ни начал объяснять.

Его пальцы на моих плечах чуть подрагивали, все время пытаясь сжаться, но не сжимаясь.

Есть поступки…

То, что было – просто отчаянье.

Я сама пыталась сбежать от него. А он от меня – вот так.

Чуть подалась вперед, прислонилась лбом к его груди.

Это так сложно.

Но понять легче, чем забыть.

* * *

– Мой господин выражает свою озабоченность по поводу этой трагедии и надеется на объяснения и компенсацию.

Иллаль-бей церемонно поклонился. Посол Тааракара. Не купца и уважаемого человека Орса на этот раз, а самого эмира. За спиной бея стояли воины. Все они сдали оружие, входя в Небесный Чертог, но вид у них был такой, словно они тут хозяева и каждый может голыми руками разделаться с сотней вооруженных гвардейцев.

– Эта трагедия потрясла меня до глубины души, – сказал Эрнан. – Но вы должны понять моих людей. Они не могли поступить иначе, видя, как принцессу Таррена и мою невесту пытаются силой посадить в лодку.

Адаль-ин-Дидар, тот молодой и косоглазый, что приезжал за мной, был придворным врачом и любимым другом эмира. По крайней мере, если верить словам Иллаль-бея. Эмир скорбит о потере.

– Мне сказали, принцесса шла сама, никто не принуждал ее.

– Мне угрожали, – сказала я. – Обещали убить, если я не подчинюсь.

Все это мы уже обсудили с Эрнаном заранее. Мне было страшно, хоть я и понимала, что Эрнанан меня ни за что не отдаст. Но если дошло до эмира – дело серьезное.

Это все из-за меня.

Эрнан выглядел совершенно спокойным, невозмутимым.

– Вы полагаете, мои люди могли поступить иначе?

– Ваши люди сами принимают решения? – удивился Иллаль-бей.