Возражений она не слушала, пришлось подчиниться. Правда, домой я ездила лишь для того, чтоб помыться и сменить одежду. Еду покупала в ларьке возле больницы (никогда, никогда больше не посмотрю на чизбургеры, хотдоги и расфасованные салаты!) и спала на кушетке в коридоре (ну не могла я находиться далеко от Руслана, физически не могла). Остальное время проводила в палате. Держала его за руку, такую родную и такую… неподвижную, и разговаривала, разговаривала, разговаривала… Как радио, у которого сломался выключатель. Рассказывала обо всем подряд. О делах фирмы, о себе, о своем детстве, о том, что происходит вокруг, о том, как я люблю его и как мы будем жить, когда он очнется… Почему-то я верила, что он меня слышит. Во всяком случае, очень надеялась на это.
На второй день нашего пребывания в больнице приходили полицейские, расспрашивали, что я видела и кто, по моему мнению, мог стрелять в босса. Но я мало чем могла им помочь. У Руслана не было врагов (или я о них не знала), а сам момент выстрела остался в памяти мутным пятном, мешаниной звуков и образов, залитой кровью белоснежной рубашкой…
Розе Георгиевне решили пока ничего не говорить. Скажем, когда уже точно будет что-то известно. Когда будут хорошие новости.
Да-да. Хорошие. Других мы по молчаливому соглашению не ждали.
Но иногда накатывало такое отчаяние, такой дикий, нечеловеческий страх, что Руслан может уйти из моей жизни, что я цепенела, не в силах сделать очередной вдох. И тогда теплые девичьи руки обнимали меня, гладили, как ребенка, по голове, а над ухом раздавался сердитый голос Марианны:
– Ты же не думаешь в самом деле, что он не справится?
Она сильная, сестренка моего Руслана. А я… Я не думала, я надеялась, что вот-вот, возможно в следующую минуту, он придет в сознание и усталый доктор Владимир Семенович скажет: «Все отлично, теперь полное выздоровление только дело времени».
Но дни шли за днями, а доктор ничего обнадеживающего не говорил.
Зато у меня состоялся другой разговор – с грузным усатым полицейским. Или следователем? В общем, с тем, кто искал преступника, стрелявшего в Руслана.
И начался этот разговор странно:
– Василиса Викторовна, вы знакомы со Стариковой Кариной Ивановной?
Я уже хотела сказать, что таких не знаю, но в последний момент выхватила знакомое имя. Карина. Поэтому пожала плечами и ответила не слишком уверенно:
– Кажется, да. Но я не знаю ее фамилии.
Следователь достал из папки и показал мне фотографию, большую, но явно переснятую с паспорта. На ней Карина была почти не похожа на себя – может быть, потому, что ее губы не кривились в презрительной усмешке? Но почему о Карине спрашивают у меня? С ней что-то случилось?
– Да, знакома, – сказала я полицейскому. – Это бывшая девушка Руслана.
Он кивнул. Следующий вопрос удивил меня еще больше:
– А она вам когда-нибудь угрожала?
– Угрожала? Да вроде бы нет… – озадаченно протянула я.
Конечно, я помнила нашу встречу и то, как она с ненавистью прошипела «ты еще пожалеешь», перед тем как выскочить из приемной. Но многие так говорят в сердцах.
И все-таки я рассказала о ее словах следователю, хотя совершенно не понимала, почему это его так интересует.
Очень скоро я узнала почему.
Стрелявшего в Руслана нашли. Им оказался бывший охранник, который раньше работал на отца Карины, но был уволен за какую-то провинность. И вроде бы даже она крутила с ним шуры-муры.
Последнее время его дела шли неважно, и поэтому, когда Карина снова появилась в его жизни и предложила хорошо заплатить за одну небольшую работенку, он согласился. Видно, терять ему совсем было нечего. И совесть не донимала его по пустякам. Почему бы не урвать легких деньжат? Всего-то и нужно было пристрелить одну девицу, которая мешает Карине жить.
Меня.
Когда я поняла, что пуля, которую «поймал» Руслан, предназначалась мне, то едва устояла на ногах от обрушившегося невыносимого чувства вины… Сразу вспомнилось, как он толкнул меня себе за спину, прикрывая своим телом… И вот теперь лежит там, в палате, обмотанный бинтами и трубками, бледный и неподвижный, такой непохожий на самого себя. Смеющегося, белозубого, синеглазого, полного сил и потрясающе обаятельного.
И все из-за меня. Господи…. Если бы я тогда как-то иначе поговорила с Кариной! Если бы оставила ей хоть какую-то надежду… Если бы вообще отказалась с ней обсуждать Руслана и отправила бы ее к нему. Если бы, если бы…
– Чушь! – отрезала Марианна, когда нашла меня, ревущую в укромном уголке, и не отступилась, пока не вытрясла всю правду. – Не ты наняла того бандита. И не ты стреляла… Виноваты те, кто это сделал! И вообще, мне та стервозная Карина никогда не нравилась! А теперь посмотри мне в глаза!
Она дождалась, пока я подниму голову, и заговорила, четко чеканя каждое слово:
– Руслан поступил так, как считал нужным. И это его право! Он бы никогда себе не простил, если бы не смог защитить любимую девушку. Даже таким способом! – Марианна вздохнула и уже мягче продолжила: – Он всегда выкарабкивался из любых передряг – и сейчас выкарабкается. Так что даже не сомневайся, он точно нас не оставит. Он просто не может.