– Ну, если вы, милорд, настаиваете… – пробормотала Элиза, раздвигая ноги и предоставляя мужу еще бо́льшую свободу действий.
– Да, я настаиваю, – проговорил Хью хриплым шепотом, продолжая ласкать Элизу. – Жена моя, – сказал он с ударением на первом слове.
Элиза чувствовала, что с мужем что-то не так, но под его ласками она теряла способность думать, не то что говорить. Стон облегчения сорвался с ее губ, едва он вошел в нее. А потом для нее не существовало ничего, кроме него: кроме его искаженного страстью лица и обжигающего взгляда.
– Моя жена, – хрипло пробормотал он после того, как, запрокинув голову, издал победный крик и содрогнулся всем телом. – Навеки моя…
Элиза поглаживала его по вздымающейся, влажной от пота груди, и сердцу ее, переполненному любовью, было тесно в груди.
– И ты мой навсегда, – с нежностью в голосе прошептала она.
Несколько минут они пролежали без движения, не в силах шевельнуться. Элиза пыталась, но не могла приучить себя к мысли, что этот потрясающий мужчина – ее муж, который к тому же находил ее привлекательной. Она провела ладонью по его мускулистой спине. Ей все еще не до конца верилось в то, что она имела право к нему прикасаться. Хью положил ладонь ей на грудь, и Элиза блаженно вздохнула. Они теперь муж и жена, и у них может появиться ребенок, который еще крепче привяжет их друг к другу. О большем Элиза не могла и мечтать.
– Я люблю тебя, – тихо сказала она.
– Вот и хорошо, – пробормотал Хью. Элиза смущенно засмеялась, а он, приподнявшись на локтях, посмотрел ей в глаза. – Дорогая, чем ты сегодня думаешь заняться?
Элиза заметила, что муж не ответил на ее признание, но не придала этому особого значения. Мужчинам трудно говорить о таких вещах, а что касается поступков, то Хью вполне убедительно продемонстрировал свои к ней чувства.
– Скажи, дорогой, когда в последний раз в этом доме был ремонт?
– Ремонт? – в растерянности переспросил Хью. – Понятия не имею.
Элиза понимающе кивнула. Дом выглядел запущенным и мрачным. Он был и старше, и меньше, чем отцовский, и, увы, не стоял на солнечном холме над рекой. Но это вовсе не означало, что на него можно было махнуть рукой.
– Я думаю поговорить об этом с твоей матерью, – сказала Элиза. – Она так элегантно одета… Но, наверное, у нее нет времени или желания заниматься домом. Гостиная оставляет гнетущее впечатление, а что до этой спальни, то она кого угодно может вогнать в меланхолию.
– Да, верно, – согласился Хью, рассеянно поглаживая жену по волосам, разметавшимся по подушке. – Мой отец не любил Лондон, и потому мы редко наведывались сюда до этого сезона. Последние несколько лет дом сдавали в аренду, и освежить его, конечно, не помешает.
– Что ж, тогда… – Элиза покрепче прижалась к мужу и положила голову ему на плечо. – Я думаю, твоя мама не обидится, если я приглашу ее принять участие в переделке вместе со мной?
Рука мужа замерла на подушке.
– Надеюсь, не обидится. Теперь ты хозяйка дома, дорогая.
Элиза поняла намек.
– Но я вовсе не хочу ее оскорбить. Я… Я совсем не помню свою мать, и мне бы очень хотелось, чтобы твоя привязалась ко мне.
Хью резким движением приподнялся, затем сел, спустив ноги на пол.
– Она не станет возражать, если ты освежишь обстановку в доме, – сказал он, вставая, и тут же накинул халат.
Элиза села в постели, опершись спиной о подушки и натянув одеяло до самого подбородка. Необъяснимое поведение мужа очень ее смущало. Она даже не знала, что сказать.
– У меня сегодня дела в городе, но к ужину я вернусь, – сообщил Хью уже на пути к гардеробной.
Дверь за ним закрылась, и Элизе лишь оставалось гадать, что же она сказала или сделала не так.
Хью умылся, оделся и отправил Бернарда на кухню за Вилли. Мать собак не любила, а Эдит боялась, но он не мог лишить Элизу возможности общаться с любимым питомцем.
Нельзя сказать, чтобы Хью не понимал, что ему лучше бы остаться дома, чтобы помочь жене общаться с его матерью и сестрами и добиться, чтобы те приняли ее в семью. К тому же Элиза подсказала ему идеальный путь к достижению этой цели. Когда они с матерью и сестрами вынужденно переехали в Лондон, мать чуть ли не умоляла его позволить ей выбросить старые пыльные портьеры из гостиной и поменять там мебель. Хью не позволил это сделать лишь потому, что у него не было денег, но сейчас ситуация изменилась к лучшему. Мать должна была прийти в восторг от того, что обзавелась невесткой, которая не только стремилась переустроить дом, но и имела для этого и вкус, и навыки, и средства. От него требовалось только одно – должным образом представить матери планы Элизы, и тогда они обе найдут себе достойное и увлекательное занятие.
Да, все так, но главное на сегодня – поговорить с Ливингстоном и его сыном. Придется держать себя в руках и не реагировать на провокации. Что бы они ни говорили об Элизе, придется молчать. Если бы Эдит не была по уши влюблена в этого Бенвика, Хью не стал бы стараться. Но счастье сестры было для него важнее всего – важнее его собственного счастья и выше гордости. Ради сестры он готов придержать язык и не отвечать на оскорбления.