Невеста для графа

– Я не собираюсь ничего объяснять, – заявил Хью. – Я просто запланирую на это время какое-нибудь дело, которое потребует моего присутствия в другом месте, с тем чтобы вы могли общаться с дочерью сколь угодно долго и без помех. – Но куда важнее вывести из дома мать и сестер. С Элизой они согласны вести себя корректно, но не с ее отцом. – А если из-за вас, Кросс, Бенвик бросит Эдит, то в доме разразится гражданская война.

– А как насчет детей? – сквозь зубы процедил Кросс.

Хью не стал обострять ситуацию.

– Мы решим этот вопрос, если возникнет необходимость.

– «Когда», а не «если», – поправил Кросс. – Я рассчитываю увидеть своих внуков.

Немного поколебавшись, Хью кивнул. Он надеялся обзавестись наследником, желательно – не одним. Из Элизы получится прекрасная мать, любящая и заботливая. Но, черт возьми, он не допустит, чтобы Кросс оказывал влияние на его детей. Конечно, он сможет их видеть и сможет с ними играть, но не более того.

Несколько долгих секунд они в мрачном молчании сверлили друг друга взглядами. Первым сдался Кросс: усмехнувшись, церемонно поклонился и сказал:

– Как вам будет угодно, милорд.

– Мистер Кросс, – тщательно подбирая слова, проговорил Хью, – я не хочу, чтобы мы стали врагами. Элиза теперь моя жена, что делает нас членами одной семьи. Я вчера поклялся перед Богом почитать ее и защищать, и я буду верен этой клятве. Но ваше вмешательство в мои дела и то, как вы мной манипулировали, вызывает во мне далеко не лучшие чувства. Я не могу заставить себя относиться к вам как к другу.

– Я этого и не требую, – сказал Кросс. – Я все понимаю. Предметом сделки была не наша дружба. Я платил за то, чтобы у моей дочери появился хороший муж. Пока вы будете для нее хорошим мужем, мы с вами не станем ссориться. Если желаете, я избавлю вас от своего присутствия и не стану чернить в глазах Элизы. Но, Гастингс, если вы не будете хорошим мужем, то хорошенько запомните: я вам не друг, поэтому ради своей дочери пойду на все.

С этими словами мистер Кросс поклонился и вышел из комнаты.

Глава 18

Начало кампании по завоеванию сердец свекрови и золовок оказалось не слишком удачным. Элиза не хотела, чтобы новые родственницы сочли ее слишком гордой или заносчивой, и потому завтракать отправилась вниз, решив разделить трапезу с членами семьи. Уже на подходе Элиза услышала доносившийся из столовой смех и остановилась у двери: там, в комнате, что-то оживленно обсуждали, – но она не прислушивалась, все свои силы направив на то, чтобы унять предательскую дрожь в руках. Выпрямив спину и опустив плечи, как ее учили в пансионе, она с гордо поднятой головой вошла и пожелала всем доброго утра.

Ее встретили гробовым молчанием. Со звоном ударилась о столешницу выроненная Генриеттой ложка. У графини сделалось каменное лицо, Генриетта выглядела встревоженной, а лица Эдит Элиза не разглядела, потому что та при ее появлении вскочила и, подбежав к буфету, повернулась к ней спиной.

– Надеюсь, я не помешала, – промолвила Элиза, но, как ни старалась, уверенности ее голосу явно не хватало.

– Конечно же, нет, дорогая. Прошу вас, проходите. Мы вам всегда рады, – сказала вдовствующая графиня и, обращаясь к лакею, добавила: – Джеффри, поставьте тарелку для леди Гастингс.

Элиза уже собиралась сказать, что сама способна себя обслужить, но вовремя спохватилась. Место рядом с матерью Хью было свободно, и она его заняла.

– Какой красивый фарфор, – проговорила Элиза, когда лакей принес ей тарелку. – Спасибо, Джеффри.

В комнате снова воцарилась тишина. Элиза украдкой наблюдала за своими новыми домочадцами, надеясь, что ей удастся понять их и найти способ завоевать их благосклонность. Она не вполне понимала, в чем причина их скованности: ведь еще несколько минут назад они непринужденно болтали и смеялись. К тому же Хью, рассказывая о сестрах, не давал повода считать их зазнайками и ханжами.

Как бы там ни было, только графиня Розмари была с ней любезна, и Элиза решила, что сначала надо сблизиться именно с ней. Графиня все еще прекрасно выглядела и была одета по последней моде. Серебряные пряди в ее волосах были видны только с самого близкого расстояния к тому же она была стройна и подвижна. Генриетта, младшая из сестер, была похожа на брата глазами и волосами, но самой миловидной из них всех, настоящей красавицей, была голубоглазая блондинка Эдит – вся в мать.

– Мне следует извиниться за Вилли, – сказала Элиза. – Я не хочу, чтобы он доставлял кому-либо неудобства.

Розмари улыбнулась – улыбка продержалась на ее лице не больше секунды – и проговорила:

– Вы так внимательны… Никто меня не предупредил, и его появление стало для мне сюрпризом. Не сказать, чтобы очень приятным.

– Вилли хороший пес, – с улыбкой произнесла Элиза. – Он привык играть в саду у дома, но умеет прилично вести себя и в доме.

Столовый прибор со звоном ударился о фарфор. Элиза повернула голову и увидела, что Эдит, бледная как полотно, смотрела на нее расширившимися от ужаса глазами.

– Вы привезли с собой собаку? – осипшим голосом пробормотала девушка.