Невеста для капитана

— Ты чувствуешь это, Стефани? — прошептал он, снимая руку со штурвала, чтобы убрать левую прядь волос с ее щеки. — Как ты думаешь, что это с нами? Похоть? Любовь? Волшебство? — Большой парус заполоскал, и он повернул руль, чтобы поймать ветер.

Стефани облизала губы, чувствуя соленый вкус обдавших лицо брызг, когда шхуна нырнула носом в волну.

— Конечно, похоть, — ответила она честно, — насчет остального я пока не уверена.

Он возразил ей несколько резко:

— Больше, чем похоть, меньше, чем любовь.

«Но ненамного меньше», — признался он сам себе. Что-то в ней говорило, что он не ошибался. Да, это больше, чем физическое влечение. Ему нравилась ее прямота и споспобность смотреть событиям в лицо. Первый раз за прошедшие два месяца он перестал жалеть, что продал Хабен. Он почему-то вдруг решил, что дом попал в нужные руки. Хотя тетушка Тесс и придерживалась другого мнения.

Стефани повернулась к нему лицом. «До волшебства мы не докатились, но, возможно, нечистая сила все же приложила руку. Призрак, опустившийся до порчи туалета, не остановится и перед тем, чтобы натравить на нас собственные гормоны».

Когда он вот так улыбается, подумалось Стефани, она начинает его опасаться. Слишком много намеков. Она нервничала. Борода прекрасно скрывала его губы, которые то ли улыбались, то ли нет, в глазах плясали неуемные чертики. Она не могла понять, когда он шутит, а когда становится серьезным, но сильно подозревала, что в призраков он все-таки верит.

Глава 3

Стефани лежала, растянувшись на полированной крышке одной из кают, и с интересом разглядывала темное небо, сплошь усеянное яркими мерцающими огоньками. «В Джерси-сити таких звезд нет», — подумала она. В Джерси-сити достаточно хватает своих огней, чтобы не обращать внимания на это необозримое достояние вселенной. А если вы все же в минуты бессонницы или ностальгии смотрели на звезды, то заметили бы: здесь они выше, чем в небе штата Мэн. Звезды были чужды Джерси-сити, как чужда ему была земная природа в целом. Этот шумный и суетный город весь усеян пиццериями, кафе, ресторанами и разного рода забегаловками, и найти в нем благоухающую зелень деревьев не так-то просто. Стефани закрыла глаза и призналась себе, что пиццы ей, однако, почему-то определенно не хватает. Невозможно просто так взять и порвать с прошлой жизнью и начать новую, не испытывая никаких сожалений. За последние два месяца бывали моменты, когда ей казалось, что переход был, пожалуй, слишком резкий. Возможно, стоило для начала на пару лет переехать в Коннектикут, побаловать себя дорогими вещами, в общем, пожить в свое удовольствие, а уже потом уехать в Мэн.

— Это все из-за дома, — решила она. Когда ей было девять лет, она провела лето у Люси и увезла в душе очарование большого белого дома, с которым и жила с тех пор. Его образ таился в каком-то уголке ее памяти, всплывая в моменты грусти, будоража фантазию и обостряя чувство неполноты жизни. Хотя она и не знала истории дома, он вызывал в ее воображении лица одетых в черное бородатых капитанов и их терпеливых жен. Недавно она узнала, что дом был построен в 1805 году на месте логова грозного Реда Расмусена. Это было великолепное большое здание, увенчанное куполом, окруженным балюстрадой прогулочной галереи. Высокие потолки его комнат были украшены лепными плафонами, в них были камины из черного мрамора, элегантная отделка из красного дерева, доставленного капитаном из лесов южной Америки. Дом стоял на холме, возвышавшемся над Камденской бухтой, и часто скрывался в белесой пелене тумана.

Это была крепость, которая противостояла ураганным ветрам, проливным дождям, снежным бурям и не поддалась влиянию стеклянно-алюминиевой моды. Девятилетней девочке из Нью-Джерси тогда он казался очень романтическим и таинственным. Теперь, когда в двадцать девять лет Стефани узнала его лучше, ее больше всего поразила величественная прочность Хабена. Это был дом-долгожитель. Строился он основательно и на века. Попадая в жизненные передряги, она с благодарностью думала о его надежных, несокрушимых стенах.

«А у нее есть свои секреты, — подумал Иван, разглядывая Стефани. — Девушка может быть обезоруживающе искренней, и в то же время сохраняется ощущение, что она нечто утаивает». Она напомнила ему кота, который знай слушает, а делает свое. За веселостью и бравадой чувствовалась постоянная настороженность. Это ни в коем случае не отдавало двуличием, но создавалось впечатление, что она все время физически и морально готова к тому, что вот-вот что-то должно случиться. У него мелькнула мысль, что возможно, он — причина внутренней напряженности Стефани, но быстро эту мысль отбросил. «Не обольщайся, Расмусен, — сказал он себе. — Эта леди готовится к встрече с чем-то гораздо более опасным, чем твои пиратские будни».

Она ничком лежала на крыше надстройки, но в фигуре ее не чувствовалось расслабленности. Сердце Ивана защемило. Может быть, она так долго не расслаблялась, что потеряла к этому способность.