Невеста для Хана

Без эмоций, обыденным тоном, как если бы попросил меня подать ему полотенце. Помедлила и тут же меня нагнули грубо и насильно, раздвинул ноги коленом, опуская мою голову ниже.

— Не дергайся, второй раз уже не так больно. Но порвать могу. Поэтому спокойно и не сжимайся.

Накрыл мою промежность пальцами и едва дотронулся у меня от ужаса все тело передернулось, и я не просто сжалась, а сдавилась так, что казалось я стала каменная. Ощутила, как с трудом протиснул в меня палец и выдохнул с раздражением.

— Не расслабишься — покалечу.

Больно было, как и в первый раз. Особенно с первым толчком из глаз искры посыпались и слезы потекли по щекам, зажмурилась, вцепилась в край ванной.

А он пристроился сзади, поставил ногу на бортик и принялся насаживать меня на свой член, который представлялся мне огромной дубиной с узлами вен, и я чувствовала каждую из них, как будто у меня внутри все раскалилось и жгло и от боли сводило бедра. Он толкался куда-то очень глубоко и мне казалось порвет меня насквозь. Каждый толчок сопровождался рыком и сопением. Дыхание жгло мне затылок, с которого он убрал мои волосы и удерживая одной рукой за плечо, а другой за бедро мощно входил в меня, ускоряя темп.

Пока не толкнулся очень глубоко и не вытащил член, извергаясь мне на спину и на ягодицы. Отошел от меня, и я услышала, как он моется над раковиной.

А я так и стояла над ванной не в силах разогнуться, смотрела на черный кафель и на свое отражение в нем. Смазанное, еле различимое. Вот так вот меня стирает этот человек. Я уже не я, а какое-то блеклое подобие. Разве секс должен приносить такую боль и отвращение? Разве это не должны быть объятия и ласки, а не вот так вот… Или ему наплевать что я чувствую совершенно? Разве мужчина не хочет, чтоб его желали? Почему он так со мной?

Неожиданно Хан вдруг взял меня под руку и развернул к себе, внимательно посмотрел мне в глаза и в его зрачках промелькнуло какое-то недоумение и даже раздражение.

— Смирись. Просто смирись иначе сломаю. Я хочу — ты радостно даешь. Это все.

Можно подумать я сопротивляюсь или он хочет, чтоб я ему улыбалась и изображала страсть? Не дождется. Мне страшно и больно. И если он хочет трахать меня… пусть трахает, как есть. Пусть видит, как мне плохо с ним. Если это имеет хоть какое-то значение для этого животного.

— Таблетки сегодня получишь. В тебя кончать буду.

И вдруг обхватил мое лицо ладонью и приподнял, разглядывая шею. Никаких изменений во взгляде, скорее задумчивость. Как будто увидел поцарапанную полированную поверхность. Тронул и я вздрогнула от боли.

Хан тут же отпустил мою шею и вышел из ваннои.

У меня еще не было сил идти или двигаться. Болел низ живота и ноги. Его член я словно еще ощущала у себя внутри. Протянула руку, открутила кран, набрала в ладонь холодной воды и приложила к промежности — жжение стало стихать.

Когда почувствовала, что могу двигаться, забралась в ванну и вымылась, замоталась в полотенце и чуть неуверенной походкой вышла в комнату. Захотелось громко закричать… но я не смогла, только со слезами осмотреться по сторонам и зайтись от безысходности.

Дверь осторожно открылась и в комнату вошла молодая женщина. Тоже из обслуги, в длинном черном платье, чуть ниже колен, с покрытой головой. У нее было миловидное лицо и походка с короткими, едва слышными шагами. Она принесла платье, две коробки и какую-то баночку. Поставила ее на стол, а потом положила платье из голубого трикотажа на постель, рядом с ним поставила обувь и нижнее белье.

Потом повернулась и подошла ко мне, держа в руках баночку. Я отшатнулась, когда она слишком приблизилась.

— Твой синяки… Хозяин сказал мазать, переодеться и завтракать.

— Нет.

Качнула головой. Никаких завтракать. При мысли о еде начало тошнить и скрутило желудок.

— Хозяин сказал.

— Не хочу завтракать. Уходите.

— Хозяин злиться. Очень-очень злиться. Нельзя не хочу.

Подошла и заглянула мне в глаза, протянула руку, а я отпрянула еще дальше.

— Намазать синяк и не будет вечером. Я помогать Тахиа*1 одеться.

— Пусть злится. Я не хочу есть. Я не голодная.

Легла на постель и отвернулась к стене, чтобы не видеть ее.

— Если Тахиа все делать, как сказаль господин все будет хорошо. Надо быть покорная Тахиа и покладистая, надо угождать и будет Тахиа целая и довольная.

— Тахиа? — не оборачиваясь спросила я.

— Тахиа… так назвать Хан.

И я меня вдруг прорвало, я вскочила с постели и отшвырнула платье, выбила из ее рук мазь.

— Я не Тахиа! Я Вера! Верааааа! Не надо мне давать собачьи клички. Я Верааа. Я — человек. Это мое имя! Меня мама так назвала! Вера! Вы знаете, что означает это слово! Оно мне сейчас дорого!

Зарыдала и сползла на ковер, свернулась клубком заходясь от слез. Ощутила, как мягкие руки женщины легли мне на голову и тихонько гладят.

— Только смириться. Иначе умрет Тахиа. Жить надо… Хан — это хорошо.

— Это ужасноооо… божеее… как же это ужасно… — рыдала я, а она все гладила и гладила, примостила мою голову к себе на колени и гладила. Потом все же намазала мне шею и пока мазала тихо приговаривала: