Проводит языком между его пальцами, по фалангам, щекочет их, и Хан ощущает мощный прилив крови к паху. Яйца налились, набухли до пульсации. Головка члена мучительно упирается в штаны. Наблюдая как, девчонка старается и при этом все равно дрожит.
— Соси их. Обхвати губами и соси.
Втянула в себя, создавая вакуум и он чуть не зарычал вслух. Вся в белом. В том самом платье, в котором он увидел ее впервые, в фате и цветах, с его пальцами во рту. Смуглая рука на фоне белой кожи кажется грязной. Просунул пальцы дальше, еще дальше. К горлу. Она останавливается и злит его еще больше своими мокрыми ресницами и выражением страдания на лице.
Резко поднял за талию и усадил на обеденный стол, предварительно столкнув тарелки с праздничным ужином.
— Подними платье и сними трусы. Отметим первую брачную ночь.
— У меня… у меня там очень болит. — опустив ресницы и с румянцем на бледных щеках.
Передернул плечами, сам стянул трусики и раскидал ее ноги в стороны, поставив их пятками на стол, раскрывая ее для себя. Обожгло раскаленным железом, когда увидел аккуратные розовые складки, очень светлые и нежные. Потянул корсаж ее свадебного платья с треском вниз, так чтоб вытащить грудь. Дернулся от вида маленьких сосков. Ему всегда нравилась женская грудь, но ее небольшие и округлые полушария буквально заставляла взвиваться от похоти. Как будто нарисовали нарочно для него. Под заказ. Точно по вкусу. Снова погрузил пальцы ей в рот.
— Намочи их. Сильно. — засмотрелся на ее старания, на впадающие от усилий скулы и выпяченные губы.
Провел дорожку по груди вниз и коснулся плоти, потер, глядя в голубые глаза с дрожащими слезами на длиннющих кукольных ресницах. Обычно он никогда этого не делал. Не стремился доставить им удовольствие. Но сейчас захотелось. Захотелось увидеть, как из ее глаз исчезнет страх, захотелось чтоб там появилось иное выражение. Отыскал клитор между складками. Очень маленький, розовый, как и она вся. Потер вкруговую, вверх-вниз. Давно он так не прикасался к женщине. С тех пор как… Передернулся всем телом, отгоняя все мысли и сосредотачиваясь на плоти блондинки. Рассматривая, изучая, сканируя и возбуждаясь все сильнее.
— Не надо. — застонала, когда он раздвинул нижние губы широко в стороны, наклоняясь и с хриплым дыханием пожирая взглядом ее естество. Она красивая даже там. Похожа на розу.
— Замолчи! — рыкнул на нее и посмотрел на свои пальцы, двигающиеся по нежной коже. Ему нравилось то, что он делает, нравилось перекатывать клитор между подушечками, опускаясь вниз к узкой дырочке, раздвигая ее, погружать кончик пальца внутрь и с возвращаться к твердеющему узелку. Но влажно там не становилось, и он с трудом протискивался в горячую тесноту. Хан заставил девчонку снова облизать его пальцы и вернулся к своему занятию. Сам он никогда их на вкус не пробовал. Брезговал. Отлизывать всяким шалавам.
Она молчала, и он молчал. Трогал ее влагалище, ощупывал его, растирал, погружал в нее опять смоченный ее же слюной палец и смотрел как он исчезает внутри, крепко зажатый мышцами. Блядь, какая же она узкая, тесная, крошечная. Его член болел и ныл, дергался и разрывался от возбуждения. Поднял голову и увидел отрешенный взгляд, направленный в одну точку. Внутри что-то дернулось и затопило черной яростью.
Нет, ей не нравилось. Ничего не нравилось из того, что он делал. Чертова дрянь. Брезгует им. С самого первого дня брезгует. Ну и на хер все. Резко толкнул ее вперед, опрокинул на спину, развел ноги в стороны и с ревом вонзил в нее свой закаменевший и готовый разорваться адскими струями, член. Дернулся несколько раз и бурно кончил, мотая головой из стороны в сторону. Потом какое-то время смотрел на ее лицо, накрытое от мощных толчков вспенившейся и растрепанной белой прозрачной вуалью. Кукла… красивая, безжизненная, идеальная. Хочется одновременно и сломать, и играться. Второе перевешивает первое.
— Завтра с семьей своей познакомлю. И поедем в путешествие. Ты же хотела путешествовать с тем недоноском?
— Мне все равно.
Отвернулась, смотрит в никуда.
— А мне нет. Будем веселиться.
— Мне не весело.
— Какая мне разница каково тебе.
Слез с нее, застегнул ширинку, поправил штаны и снова сел за стол, жадно вгрызся в мясо, наблюдая, как девчонка слезла со стола, поправила платье и пошла в сторону двери.
— Сядь. Я не хочу есть один.
Так же молча вернулась и села за стол. Сидела пока он не доел. Бледная, истонченная, дрожащая. Ему вдруг показалось, что она как будто вся просвечивает и сжатая какая-то. Напряженная до предела. Неужели и правда настолько больно? Он же ее не драл, как обычно дерет своих любовниц. Давал к себе привыкнуть. И аналом с ней не занимался. Пожалел, можно сказать.
— Что? Так сильно болит?
— Какая вам разница?
Так же глядя в одну точку.
— Никакой. Я буду брать тебя даже если болит. Начни привыкать или подстраиваться.
— Как?
— Как-нибудь.
— Вы меня теперь никогда не отпустите?