В Ла-Реше нас с Мюриэль Бургес снова поселили вместе. Правда, ничего похожего на роскошь дворцовых покоев здесь, конечно же, не было и в помине — каждой досталось по крохотной спаленке со скудной обстановкой. Еще у нас имелась общая маленькая гостиная, в которой мы с тетушкой принимали гостей — Изабель, Лесли и тех, с кем мы успели подружиться и кто рискнул остаться на отборе и верными Годдартам, — Ирен, Эжени, Люси…
Иногда мы наносили ответные визиты, а я еще прочла все десять книг из замковой библиотеки, тогда как девушки нашли себе другое занятие — принялись вышивать гобелен.
Вернее, я бы даже сказала, что это было эпическое полотно.
Решили, что Роланда непременно порадует картина, на которой дракон, символизирующий династию Годдартов, откусывает голову вепрю — последний был изображен на гербе Максвеллов.
Я собиралась было к ним присоединиться, но оказалось, что вышиванию я была не обучена. У меня ничего толком не выходило — если только исколоть себе пальцы в кровь, — и единственный от меня толк был разве что вдевать нитки в иголки или перематывать клубки.
Поэтому, бросив бесполезное занятие, я разговаривала с тетушкой, читала, иногда приставала к лорду Торполи с расспросами о новостях и о том, когда их ждать, а еще упражнялась с Ворсли и Мун Кином в фехтовании и бродила в одиночестве по извилистым дорожкам сада.
Сад был хорош — вымощенные мозаичными плитками дорожки, разбитые клумбы и подстриженные в форме животных кусты, — все же Ла-Реш считался королевской резиденцией, пусть и затерянной далеко в Скалистых Горах. Поэтому замок и прилегающая к нему территория оказались ухоженными, а гарнизон — натренированным и готовым отразить любое нападение врагов.
Вот и сейчас, спровадив Ворсли, я снова шла, размышляя о Кироне и Роланде и о том, что у них оказалось слишком много этих самых врагов.
А еще — добралась ли до своей родины Харешш, которую по моей просьбе выпустили на подъездах к Ла-Решу. Да, я настояла на том, чтобы мы взяли ее с собой, а потом и освободили василиска, хотя из Авенны нас увозили в большой спешке. Кирон дал свое согласие, поэтому на огромной подводе лошади старательно тянули в горы не менее огромную клетку.
Затем василиска выпустили, но я успела с ней попрощаться.
Сказала Харешш, что теперь она свободна и может возвращаться домой. И еще, что не нужно бояться ни гвардейцев, которые сопровождали караван, ни королевских магов. Пусть она смело выходит из клетки — ее жизни ничего не угрожает.
…Нам нечего здесь бояться, тоже заверил меня Кирон, когда приезжал в Ла-Реш пять дней назад. Сказал, что в крепости девушкам безопасно.
Пробыл принц буквально пару часов, привезя с собой ворох последних новостей. Поцеловал меня на глазах у всех, а затем протянул порядком помятое письмо Изабель, и та зарделась маковым цветом. Письмо было от Роланда — в этом у меня не было сомнений, потому что я увидела королевскую печать.
Затем Кирон спешно отобедал, попросив меня не отходить на него ни на шаг, так как скоро он снова уедет и не хочет терять ни секунды из того времени, которые мы могли провести вместе. Чуть позже в приемном зале в присутствии лорда Торполи и нескольких высших чинов из крепости он принялся рассказывать о последних новостях из Авенны и о том, что происходит в Ангоре.
Но я уже знала…
Знала всю подлость Артура Максвелла, который давно задумал переворот. Собирался захватить власть в стране, но понимал, что уничтожить принцев Годдартов и всю их многочисленную родню, чтобы освободить себе место на троне, у него не получится.
Годдартов слишком много, поэтому нужно действовать по-другому.
И действовать быстро, потому что у принцев появились неопровержимые доказательства причастности первого советника к мятежу. Бахри-амеры, ставшие верными телохранителями Годдартов, были готовы свидетельствовать против него в суде, подтвердив, что именно по приказу Максвелла они обрушили Мост Роз, что повлекло за собой множество человеческих жертв.
В тот день Максвелл собирался убрать Роланда — он был слишком крупной и серьезной фигурой в этой игре.
Так вот, вместо этого Максвелл спешно увез короля в монастырь Все-Отца, где и воспользовался безумием Реджинальда.
Вернулся первый советник в столицу уже с бумагой, на которой стояли королевская печать и подпись. Реджинальд Годдарт отрекался от трона, вручая власть в руки «единственного и верного соратника Артура Максвелла, презрев чаяния подлого сына, пытавшегося меня убить».
Из этого указа следовало, что Реджинальд Годдарт в «трезвом уме и в полном здравии» передавал трон и корону Ангора Артуру Максвеллу, добровольно сложив с себя королевские обязательства, но перед этим приказывал заключить под стражу «двух предателей» — Роланда и Кирона.