– Думаешь, я всегда жил в ладу со своим внутренним зверем? – рыкнул он. – Думаешь, я никогда не боролся с ним?! По-твоему, зачем я вмешался, не дав умереть тем, кто тебе дорог? – его руки сжались на моих плечах, причиняя боль. – Куда проще? Отойти в сторону и дать Таните прикончить их обоих, тех, кто отнимает у меня тебя – и Эла, и его сына! Ты бы ведь все равно пришла ко мне, рано или поздно. Вернее, пришло бы то, что от тебя осталось. А я, как никто другой знаю, что осталось бы очень мало. Угадай, откуда я знаю это, моя драгоценная Огненная Ведьмочка?
– История о благородном герое вдруг ставшим чудовищем слишком банальна, – попыталась я спрятаться за цинизмом. – Ты же не думаешь, что я куплюсь на это?
– Тяжелее всего в жизни пережить того, кого любишь. Начинаешь ненавидеть себя и тогда уже не страшно никакое падение. Но в Бездне скучно, и рано или поздно начинаешь искать попутчиков. Так веселей, не правда ли?
– Не знаю, Миарон, – я с удивлением осознала, что касаюсь ладонью его щеки. – Или правильнее тебя называть Грейстон?
– Не правильнее, – перехватил он мою ладонь, отстраняя.
Странный жест. Как его растолковать?
– Я для тебя попутчик в Бездну? – хмурясь, спросила я.
– Ты женщина, созданная Двуликими для меня, только наотрез отказывающаяся это понять. И самое печальное в том, что я сам виноват в этом.
Глава 37
Как там говорят в таких случаях героини романов? Всё сложно?
Какая-то часть меня всегда будет тянуться к Миарону. Отрицать это влечение, по крайней мере перед самой собой, бессмысленно и глупо. Сколько бы я не ненавидела своего учителя-оборотня, он всё равно будет оказывать влияние на мои мысли и чувства. Между нами существовала, существует и боюсь, всегда будет существовать незримая связь. Так же, как и неразрешимые противоречия.
Но дело было не только в чувствах. Я не перестала быть королевой Фиара, а главное, женой Сиобряна Дик*Кар*Стала, которого вовсе не за добрый кроткий нрав прозвали Тёмным Властелином. Расчетливый и холодный, этот человек (нужно смотреть правде в глаза) вряд ли уступит свою, пусть и нелюбимую, но жену, другому мужчине, тем более, старому врагу.
– Спокойной ночи, – сказала я перед тем, как скользнуть в спальню и плотно прикрыть за собою дверь.
Эта самая дверь давала мне возможность отсрочить момент окончательного решения.
В комнате было темно, тепло и тихо. Впервые за долгое время я чувствовала себя в безопасности. И за это мне тоже следовало благодарить оборотня.
Казалось, с момента, когда я простилась с Эллоиссентом, прошла целая вечность. И в этой самой вечности, блуждая то по ледяной, то по горящей пустыне я потеряла (или обрела?) нечто столь важное, что при мысли о том, кого я так сильно любила ещё совсем недавно, больше не чувствовала ничего. Ничто не болело, не жгло, не томило.
Никогда прежде я не понимала, как это можно – перестать любить? Как и все девчонки я верила, что любовь бессмертна, что, раз родившись на свет она умрёт только вместе с последним ударом моего сердца.
Но моё сердце продолжало биться, а любви к Эллоиссенту в нём больше не было. И я не испытывала по этому поводу ни малейшей горечи, пустоты или сожаления. В одночасье то, что было смыслом жизни, солнцем души, то нежно греющим, то жестоко палящим, стало лишь фактом из биографии. Не скажу, что Эллоиссент совсем больше ничего для меня не значил. В душе ещё дрожали свежие следы: память о том, кем он для меня был, каким пламенным счастьем одарил, какой горячей была надежда, каким жалящим, больно ранящим – предательство. В этом кипящем котле чувств всё переплавилось, сгорело и ничего нельзя вернуть, а главное – возвращать и не хочется. Я свободна от своей многолетней болезненной зависимости. Мне плевать, что там Эл обо мне думает, осуждает ли, одобряет ли? Всё равно, в чьих объятиях он сейчас кувыркается, кого любит и на ком женится. Наверное, сумей Эл не потерять моего сына, мои чувства к нему были бы иными? Но он не сумел. Смазливый слабак.
Я была безумно рада тому, что Эллоиссент выжил. Это позволяло мне расстаться с чувствами к нему совершенно безболезненно, иначе угрызения совести не позволили бы так легко отпустить любовь.
Но любовь – любовью, а делать-то что? Схватить сына на руки и, пока не расцвело, сбежать отсюда?
Куда?
Далеко ли они дадут мне уйти – Миарон с Сиобряном? К тому же я уже пыталась перед свадьбой сбежать и хорошо помню, чем это закончилось. Так тогда у меня не было такой драгоценной и тяжкой ноши. И у моей матери сбежать не получилось. Ни у одной женщины не выйдет, потому что истина жестока и проста: нет честных дорог для женщины в мире мужчин.
Выбор у меня таков: могу попытаться сбежать с сыном от Миарона к мужу или попытаться сбежать от мужа с сыном и Миароном. Третьего не дано.
Вот, казалось бы, ну, чего тут думать? Всё так прекрасно-романтично! Влюбленный учитель умыкает бывшую ученицу из-под носа царственного нелюбимого супруга, в надежде искупить вину, получить прощение, завоевать любовь? Все разногласия забыты, и вот уже звучит над миром Песнь Торжествующей Любви.
Но…