— Ты хоть представляешь, что я с тобой сделаю, когда до тебя дотянусь? — прорычал Миарон, предпринимая безуспешную попытку подняться.
— Ничего, — со спокойной уверенностью заявила Танита. — Ты никому и ничего больше не сделаешь, зверь. Никогда. Всем твоим грязным делишкам пришёл конец.
— Обычно я играю с едой, но тебя я порву на клочки очень быстро!
— Сомневаюсь, — пожала плечами Танита. — Лезвие кинжала, что я вонзила через спину в твоё черное сердце, пропитано ядом волчьего корня. Самое позднее через четверть часа ты сдохнешь. И всё.
Когда Миарон перевёл взгляд на меня, в нём отражалось надменное презрение высшего существа к низшему.
— Совсем недавно ты была куда честнее и смелее, Смертоносная куколка, — тяжело дыша, явно через усилие, проговорил он. — Признаться, ты больше нравилась мне, когда наносила удары своими руками.
С щёлканьем, показавшемся мне оглушительным, на кончиках его пальцев выскочили уродливо-острые, звериные когти. С влажным мягким хлюпаньем руки Миарона глубоко вошли в его же собственное тело. Одежда и пол обильно оросились кровью, хлестанувшей из ран.
Меня чуть не вывернуло наизнанку от отвращения и ужаса.
Миарон, не сводя с меня глаз, с жестокой, вызывающей улыбкой продолжал рвать когтями своё прекрасное тело и в этот момент оборотень казался мне совершенным, абсолютно безумным злом.
Но Миарон безумным никогда не был. Каждое его действие имело свою причину. На самом деле он вовсе не пытался наказать меня созерцанием собственных страданий в назидание за моё плохое поведение. Вырвав из живота нож, посланный ему в спину, он точным движением послал его обратно к ведьме. Ни она, ни я, отвлеченные его мазохистскими упражнениями, даже не попытались отвести удар. Клинок вонзился Таните в шею. Посыл был такой силы, что ведьма, отлетев назад, ударилась затылком о стену.
На пол Танита рухнула уже бездыханной. На лице её застыло выражение бесконечного удивления и бессильной ярости.
— Ну вот мы и снова одни, моя вероломная прелесть, — прорычал оборотень, поворачиваясь ко мне.
Он надвигался на меня грозно и неотвратимо — окровавленная, нереально жуткая фигура. Когтистые руки, словно в кошмарном сне сомкнулись на моей шее.
Я даже не попыталась оказать сопротивление, с удивительной покорностью приготовившись принять уготовленную мне участь.
Однако вместо того, чтобы разорвать мне горло, Миарон впечатал меня в стену, распиная между ней и собственным телом. Он с силой дёрнул меня за волосы, заставляя смотреть на себя. Его кровоточащий рот накрыл мои губы, пачкая непристойными поцелуями.
Я чувствовала, как горячая алая струя растекается по моему лицу, ползёт по шее, просачивается ядовитым змеем в рот. В ужасе попытавшись оттолкнуть от себя оборотня я попала руками прямо в открытую рану и застыла, глядя на Миарона широко распахнутыми глазами.
Не позволив мне отвести руки, он поспешно накрыл их ладонями и, надавив, погрузил вглубь собственного тела. Не удержавшись, тихо зарычал от боли, закрывая глаза.
Я рванулась в попытке освободиться, но, сообразив, что этим делаю ему только больнее, перестала сопротивляться.
Чувствуя себя на грани истерики, я взмолилась:
— Я больше не могу! Миарон, прекрати, прошу!
Он хрипло засмеялся в ответ:
— Бедняжка! Какой я всё-таки жестокий монстр, правда?
Он зло смотрел на меня из-под спутавшихся волос, тёмным облаком разметавшихся вокруг треугольного лица.
— Когда ты решила меня убить, ты надеялась удрать до того, как я начну издыхать? Удрать, увы, не получилось, так что придётся разделить со мной радость приближающейся кончины. Всё честно. Как в классических романах о любви.
Его руки со всей силы ударили в стену с двух сторон от меня. Из под когтей побежали трещины.
Эмоции Миарона хлестали из его души такой же густой струёй, как кровь из тела.
— Почему?! Почему ты так поступила?! Женщины… все вы одинаковы… но ты казалась мне другой.
Он засмеялся. Его смех острее когтей резал мне душу.
— Глупо умирать вот так, променяв всё на маленькую глупую шлюшку, правда? — язвительно протянул он. — Не отворачивайся! Гляди мне в глаза… о! Что я вижу? Уж не слезы ли это? Решила нюни распустить, моя безжалостная, твердая, как кремень, ведьма, не знающая снисхождения к чужим слабостям? Или ты всего лишь банально меня боишься?
— Считаешь, что я достойна мести — мсти! Чего ты ждёшь?
— Я, вообще-то, как раз местью сейчас и занят. Ты даже не заметила? Досадно…
Он насмешливо и жестко смотрел мне в лицо своими убийственно светлыми глазами.
Не сумев выдержать этот взгляд, я опустила ресницы.
Миарон словно только этого и ожидая начал, медленно скользя по стене и оставляя на неё кровавые маслянистые следы, оседать на пол. Я опустилась рядом с ним на колени, с холодеющим сердцем вглядываясь в мертвенно-бледное, покрытое испариной, лицо.
— Ты не умрёшь. Мы и не в таких передрягах были. Нет! Ты не можешь сейчас умереть…
— Спорим, что ты опять ошибаешься?
Почти захлёбываясь кровью, Миарон всё-таки находил в себе силы язвить по-прежнему.
— Может, попробуешь запретить мне умереть, а, королева? Ты попробуй. А вдруг получится?