Невеста для полковника (СИ)

— Ну здравствуй, бухенвальдский крепыш, — прокомментировал я, прокашлявшись от удивления и пробежавшись по закутанной в те же тряпки, что раньше, фигуре. — Решила сесть на диету?

— На что? — снова не поняла меня девушка.

Ну да, она, скорее всего, даже такого слова не знает.

— Зачем решила худеть? — перефразировал я свой вопрос.

— Я не решила! — возразила Сати, и в ее ответе промелькнули те нотки наставничества, с каким она говорила со мной раньше.

Я поднялся и уже посмотрел на нее сверху вниз. Разноцветные глаза сверкнули, отразив отблеск костра. Невероятные по своей насыщенности, настолько глубокие и красивые, они выбили из колеи и вышвырнули на задворки сознания то, о чем собирался ее спросить. Рука потянулась к густым волосам, таким мягким на ощупь и очень кудрявым, словно их завивали специально. Большой палец скользнул по еще более заострившемуся подбородку. Сати моргнула и едва слышно выдохнула. Черт, оказывается, скучал, внезапно понял я и, обхватив тонкую шею, притянул к себе. Губы, сухие и горячие, были со вкусом осетинского сыра, и меня заполнило какое-то странное чувство удовлетворения. Нет, скорее удовольствия. Почему? Потому, что осетинский сыр принес я?

Я с трудом оторвался и, продолжая держать ее голову ладонью, шутя спросил:

— У тебя найдется комната для уставшего путника?

— Ты…ты…тебе нужно уйти, — прошептала девушка, закрыв глаза.

— Я не хочу уходить, — прикоснулся своей головой к ее лбу.

— Но ты должен! — возразила она.

— Почему? Ты хочешь, чтобы я ушел?

Глаза в глаза, рот в рот, одно дыхание на двоих.

— Нет, — звучало так, словно она сдалась.

— Так почему прогоняешь? — еле слышно спросил я.

— Я Налкудта, тебе со мной нельзя… Со мной никому нельзя …

— Почему?

— Иначе ты станешь таким же не нужным, как и я.

— Чушь и ерунда! — воскликнул я. — Ты мне…

Я запнулся, глядя на Сати, дикую, отвергнутую своими, не наученную жить с людьми. Я собрался сказать ей, что она нужна мне. Безусловно, благородный мотив, достойный героя в какой-нибудь романтичной книге. А имею ли я право на то, чтобы взять на себя такую ответственность? Человек — это ведь не щенок, его нельзя просто так взять к себе домой. У домашнего питомца не спрашивают, хочет он к тебе или нет. Его просто ставят перед фактом и спасение животного только в его способности безусловно любить, даже если ты страшен как черт, туп как пробка и забываешь его вовремя покормить. Сати не щенок, она даже не ребенок, хоть и выглядит недокормышем. Она женщина, которая может вовсе и не хотеть быть со мной. Будь у нее характер более гибкий и покладистый, она бы поддалась давлению — а именно это я сейчас собирался делать — и поехала за мной, и может даже из чувства благодарности делила постель, а до этого бы обязательно дошло. Я не мальчик. Когда рядом красивая желанная женщина, мысль о том, как бы поиметь ее, будет преследовать постоянно, Но вот в чем загвоздка. Спать только потому, что партнер сильнее, и ты ему обязана, потому что живешь в его доме и ешь его еду, омерзительно. И мне совсем не хотелось бы оказаться в положении, бл…, доминанта. Но мне, кажется, «повезло», характер у Сати, упрямый как у горного барана.

Она нахмурилась, сузила глаза и спросила:

— Зачем пришел?

— К тебе.

— Лечить не буду.

— Почему?

Она не ответила и собиралась уйти, но я не позволил, обняв и прижав к себе.

— Меня не надо лечить, благодаря тебе я жив и здоров. Спасибо.

— Благодарить не надо, я свою плату взяла.

Я напрягся. Нет, я, конечно, понимаю, что закон «ты мне, я тебе» существовал раньше, есть сейчас и будет действовать всегда, но от этих слов стало неприятно.

— О чем ты? Какую плату?

Она дернулась, но я держал ее крепко.

— Не важно, ты должен…

— Вообще-то важно, — перебил я ее. — Давай уясним сейчас одну вещь. Мы с тобой занимались …

Даже не знал, какое слово правильней употребить. Если ей не знакомо слово «диета», вряд ли она знает слова «секс» или «соитие». Тьфу, последнее вообще ужасно.

— … любовью!

Весьма спорное утверждение, согласен. Но если опустить все тонкости лексики, это больше похоже на правду, и должно быть ей понятно.

— Ты знаешь, что от этого бывают дети? — надеюсь, перескок от причины к последствиям был не слишком резким.

— Я знаю! — она вздернула нос, словно перед ней глупый мальчишка.

— Отлично! — разозлился я. — Тогда ты сейчас же собираешь вещи, и мы едем в город.

— Я никуда не поеду! — воскликнула она.

— Поедешь, — отрезал я. — И это не обсуждается.

Сказав последнее, понял, что перегнул палку, но отступать был не намерен. Сати начала ругаться на своем языке. Обилие твердых знаков, столько характерно отражавшихся на музыке местного наречия, делало ее брань даже любопытной с лингвистической точки зрения. Я слышал оскорбления в свою сторону на разных языках и каждый раз слушать их было смешно. Не обидно, а именно смешно. Слова, с помощью которых меня хотят послать куда подальше, звучат как кучка звуков, не более. А уж из уст девушки вообще забавно. Вот когда Варюха ругалась, там уши вяли, а здесь…