Невеста для полковника

Я швырнул всю пачку в урну и быстрым шагом направился к гостинице, в которой — офигеть! — можно припарковать лошадь. Кому расскажи в столице — не поверят. Стоит это удовольствие дороже, чем парковка для машин, но яблоки моей красавице обеспечены.

Мысли, наводнившие мозг, не давали спокойно принять решение. Одна твердила, что надо быстро продавать гужевой транспорт и по примеру господина Сухостоева оставить существующий порядок бытия в том виде, который существовал, как видимо, уже не первый десяток лет. Вторая намекала на то, что быть может кому-то пора лечиться и уже не у лесной колдуньи, а у специалиста с дипломом, желательно психоневрологического направления. Третья умоляла остановить первого попавшегося прохожего и спросить, где ближайший спортивный магазин и продаются ли там палатки. Четвертая сидела в глубоком кожаном кресле, пила коньяк и предлагала мне заняться этим же в реальности. Алкоголь же убивает нервные клетки, правда? Останутся одни спокойные. Пятая зудила: «Тебе говорили, а ты не верил, дурилка картонная».

Я остановился, когда шестая спокойно сказала: «Звони. Ты знаешь кому». Вытащил телефон, нашел номер.

— Привет. Мне нужна твоя помощь. Только пожалуйста, никому не слова.

Константин

— Как-то так, — закончил я свое повествование, местами мистическое, местами романтичное, местами кроваво-умирательное.

— Занятно.

— До безумия. Причем с моей стороны. Я перестал что-либо понимать.

— Можно вопрос?

— Конечно.

— А зачем она тебе нужна?

— В смысле?

— Ну, кроме того, что она может быть от тебя беременна. Ладно, представим, что данный факт не подтвердится, ты правда вернешь ее обратно?

— Нет.

— Ага, значит, врал, когда обещал!

— Вводил в заблуждение ради благих целей, это другое.

— Да, да, да, благими намерениями…

— Не да-да-да. А что я должен был сказать?

— Ну, например, правду для начала.

— Какую правду?

— Что она тебе нравится.

— Естественно она мне нравится, иначе стал бы я с ней спать.

— А ты ей об этом сказал?

— А разве это неочевидно?

— Неа.

Шумный город остался позади. Четыре полосы плавно перетекли в две, транспорта на дороге стало ощутимо меньше. Шел дождь, фонари стали попадаться все реже, пейзаж за окнами превратился в размытый рисунок абстракциониста, странно успокаивая и чуть ли не убаюкивая. Наверно сказывается недобор по часам для сна.

— Хорошо. Что я могу сделать?

— Морок.

— Что морок?

— Они это так называют. По факту иллюзия, скрывающая ее и все вещи, которыми она пользуется, от глаз наблюдателя.

— Круто! Надо будет поинтересоваться техникой.

— Это вряд ли. Рискну предложить, что для его создания все-таки нужен дар. Я же надеюсь на другие твои способности.

— Я должна буду ее уговорить?

— Это в идеале.

— Как женщина женщину: «Дорогая, все мужики козлы, но без них плохо!»

— Ммм… Не думаю. Будь собой.

— Ты же знаешь, я могу быть кем угодно, — в машине раздался заливистый женский смех.

— Знаю, но все же будь собой, Гайя, договорились?

Десятилетняя малышка в симпатичном платье в крупный горох сидела на пассажирском кресле и хитро улыбалась.

Сати

Вторые сутки шел дождь со снегом. Ветер завывал через окно, завешенное тряпкой, стылая земля заставляла собираться в путь, к людям. Последний кусок сыра Сати отдала хайрагу, смотревшего на нее жалостливыми глазами размером с черешню. Лисенок то сидел возле нее постоянно, то исчезал на несколько часов, и всегда приходил измотанным, словно его несколько часов гнал волк. Солдат ушел три дня назад, и с тех пор не возвращался. От этого было грустно. Рядом с ним было тепло и не сколько физически, а как-то душевно, рядом с ним вдруг захотелось не думать о том, где завтра искать еду и не бояться, что кто-нибудь нагрянет в гости.

Она повела плечами, сбрасывая ощущение холода с кожи, сильнее закуталась и вышла из землянки. Ее встретил голодный взгляд кобылы, такой же исхудавшей, как и ее хозяйка.

— Тшш, Барина, тшш…

Фыркающая морда уткнулась в ладонь Сати, и жадно вгрызлась в сморщенное старое яблоко. Свободной рукой девушка погладила животное по густой серой гриве, вскочила на лошадь и тихонько коснулась голыми пятками ее боков.

К тому времени, как она въехала в аул с северной стороны, одежда пропиталась снегом насквозь и висела на ней тяжелой мокрой тряпкой. Она остановила лошадь возле самого первого дома, стоявшего поодаль ото всех остальных. Черная обвалившаяся крыша, обуглившиеся стены, на метр ввысь заросшие кустами, засыпанный колодец, сломанный сарай. Все, что осталось от дома, в котором она жила до десяти лет, и в котором дождалась своей смерти мать, не пожелавшая уходить от людей. Матери «повезло», она могла только заговаривать боль. Ее слабый дар не вызывал такого страха, как способность Сати, и женщине молчаливо? позволили жить в ауле. Но после смерти Мадины, дом «случайно» сгорел. Наверно, чтобы дочь не вздумала вернуться.

Постояв немного, девушка направила лошадь к дому Абдулы.