Невеста Горного Князя

Любимая молчала. Колокольчиками вокруг звенели ландыши из лунного камня, невидимый ветер шевелил листья мяты. Все вокруг казалось чуть более живым, чем обычно.

Стекло было чистым, лишь по краям остались следы пыли. Кто-то спускался сюда недавно. Матей? Штефан? Я обернулся — но своими шагами и плащом затер возможность понять, кто здесь был.

Настолько меня вывели из себя слова старого учителя, что я даже не смотрел по сторонам, не задумывался о том куда иду и зачем, и как оказался здесь, в своей старой мастерской.

Амалия… я встретил её здесь. Тогда это была штольня, в которой я чуть не погиб под завалом. Путь назад был отрезан, голова кружилась от нехватки кислорода, фонарь готов был потухнуть. И думал, что привиделось… девушка, ни дать ни взять княжна из легенд. Сердце защемило от ее красоты и хрупкости, столь неуместной в грубых горных недрах.

— Ты заблудилась? — я спросил то, что пришло в голову первым. Она улыбнулась, и ее смех звонкими колокольчиками разлетелся по коридорам.

— Я-то нет! Но хочешь, тебя выведу?

— А ты дорогу знаешь?

Она снова засмеялась. В ее зеленых глазах хотелось потеряться, в ее голосе хотелось греться, как у камина зимой. Она увела меня за собой, и будто мы шли сквозь гору, и махом вышли наружу через неизвестный мне ранее проход. Мы стояли на склоне, около высокого останца, с серого неба падал снег, далеко внизу виднелся основной вход в прииск.

Я не мог оторвать взгляд от своей спасительницы. Как она поправила выбившуюся из косы черную прядь, как легко и невесомо улыбалась, и как румянец вспыхнул на ее щеках. И только затейливо расшитое каменьями платье девушки напомнило мне о том, что я простой работяга в рубахе и тужурке. Стало неловко.

— Как тебя зовут, мастеровой?

— Алеш… Олдрич, — я назвал фамилию мастера, своей у меня не было, не заслужил еще. — А ты?

— Амалия… Дочь Гор. Ты найдешь меня снова, Алеш Олдрич? Обещаешь?

Она развернулась, чтобы уйти, но я ухватил ее за руку.

— Постой! — понятия не имел, что сказать, лишь не хотел чтоб она уходила так просто. — Почему ты вывела меня?

Ведь и вправду — сколько горняков теряется, сколько гибнет под завалами.

— Я наблюдала за тобой, — легко произнесла девушка и перекинула косу на другое плечо. — Нравится смотреть, как ты работаешь, как говоришь с камнем, как видишь красоту гор… Ты стоишь за других рабочих, хотя намного талантливей их всех. Тебя бы могло и не быть тут вовсе, если б не твое желание помочь им с оброком. Но … мне пора. Принесешь мне в следующий раз ландыш, ладно?

Был ноябрь, и мне даже в голову не пришла мысль о том, что, вообще-то, скоро зима и миру не до цветов. Все разумное и верное терялось в обещании и ожидании новой встречи с Дочерью Гор. Еще не дойдя до прииска я решил, что принесу ландыш. Раньше, чем открыл дверь мастерской, уже точно знал, как именно сделаю цветок.

— Ты где ходил, недоучек, — Матей привычно ворчал за опоздание.

— С девкой он был! — завистливо бросил Штеф. Я поморщился. Мы хоть и выросли вместе, но дружбы особой никогда не было. А чем старше становились, тем больше Штефан бесился от того, что, мне, как ему казалось, доставалось все слишком легко и просто. Я в долгу не оставался и прочил ему ходить бобылем вечно.

— А ты что днем тут забыл? — старая, штопанная-перештопанная тужурка аккуратно легла на полку. Сапоги я поставил у печи.

— Приказчик послал, для княжьего платья надо капельки из лунного камня, пять раз по сто. Да побыстрее!

Мастер Матей заворчал было на внука, мол, не наше дело бусики точить, их кто угодно сделает. Но дело было в том, и мы трое это знали, что дедуля в последнее время все быстрее и быстрее уставал, глаза у него начинали болеть. Штефан расправил сутулые плечи:

— Приказчик, сказал, вы должны делать!

— Мы сделаем, — ответил я, — пойдем выйдем, Штефан.

— Алеш, останься!

Я сжал кулаки, но послушался Матея. Штеф же быстро слинял. Ничего пропесочу его чуть позже. Ишь, возгордился! На деде за строгость решил отыграться!

В свете старой лампы я шлифовал бусины, а Матей разбирал камень, который нам привезли.

— Хочешь что-то свое сделать? — старик смотрел на то, как я порой чересчур щедро определял кусочки камня в отход. — Не беспокойся, скажем, что мои старые руки немного грубо все раскроили. Делай, мальчик. Не бойся. Но помни: лишь смелости для счастья мало…

— Как-то много вы камня потратили, — хмуро произнес Штеф, когда забирал капельки.

— Так я ж кроил с запасом, внучек. Да и не тебе судить, ежели приказчику не понравится — пусть придет, объясним.

Внучек поджал губы. Приказчик, хоть и жадный мужик был, за годы привык, что Матей все делает на совесть, и в мастере не сомневался. Едва Штеф вышел, как мастер повернулся ко мне.

— Ну, показывай…

Выточить цветы было просто, сложно было собрать их на стебель. Дольше всего искал достойный срез на лист. В отличие от маленьких цветочков, тут отходы не подходили. Наконец я нашел подходящий по цвету осколок змеевика. Не малахит и не нефрит, конечно. До полуночи шлифовал, чтобы было похоже на живой лист.

Мастер довольно поцокал языком.