Невеста-гувернантка

— Да полноте, миз, вам ли о том печалиться! У грымзы опыта хватает, устроится прислугой в какой-нибудь другой дом. Вы лучше подумайте, куда сами пойдёте, когда леди и вам на дверь укажет!

— Ты подслушивала тот наш разговор?

— Так, постояла маленько под дверью, — хмыкнула Энни. — Да тут и удивляться нечему! Я и прежде не раз слыхала, как она говорила лорду Милтону, что барышень надобно отправить в школу, а он всё не соглашался, жалел их. Ах, добрые наши господа… Знали бы они, что здесь теперь творится!

— Но по какому праву леди Глау распоряжается в доме ещё до решения суда об опекунстве?

— Да ведь не только в этом дело! Она же одна осталась из всей семьи Милтонов! Родителей не стало, братьев тоже, зато у неё есть муж и может родиться сын…

— Сын? — не поняла я, к чему клонит собеседница.

— Ну да! И он-то и станет здесь хозяином! Получит поместье!

— А как же Аланна и Кэйти?

— Так ведь они же девочки, миз! Конечно, они ни в чём не нуждаются, и у них будет хорошее приданое, как и положено! Но наследование передаётся только по мужской линии, так-то! Будь у хозяев не две дочки, а сынок, само собой, всё отошло бы ему. Но, раз он так и не родился, а старший брат нашего лорда Милтона и вовсе скончался бездетным и даже неженатым, то следующий кандидат — сын их сестры, которому можно будет дать двойную фамилию!

— Вот как… — задумчиво протянула я. Не догадывалась, что всё так сложно. — Но ведь это же не означает, что опекуном непременно станет она? Лорд Винтергарден тоже девочкам не чужой! Королевский суд может выбрать и его!

— Может, конечно, но всё ж таки леди Глау женщина и замужняя, — подтвердила мои опасения горничная, и я тяжело вздохнула.

Если Мередит Глау хладнокровно выгнала из дома экономку, которая прослужила тут много лет, меня и вовсе не пожалеет.

Глава 27

Как я ни старалась удержать своих воспитанниц в неведении о намерениях леди Глау, им всё равно стало известно об этом из пересудов слуг, которые не слишком-то заботились о том, чтобы их не услышали девочки. Аланна и Кэйти вбежали в ученическую, рассерженные и взволнованные. Увидев их такими, я сразу поняла — то, чего я боялась, случилось.

— Это правда? — топнула ногой, обутой в бархатную туфельку, старшая барышня Милтон.

— О чём ты? — отозвалась я, стараясь казаться спокойной.

— Вы знаете, миз Лоренц! Тётя Мередит действительно хочет отправить нас в школу? Я уже не ребёнок и имею право знать! — выпалила она.

— Да, — со вздохом ответила я. — Но это случится лишь в том случае, если леди Глау получит опекунство над вами. А пока она не вправе решать вашу судьбу.

— Тётя Мередит не любит нас, — сказала Кэйти, и её красивые, как были у матери, глаза наполнились слезами. — Почему она нас так не любит, миз Лоренц? Что мы ей плохого сделали?

От её недетского и в то же время полного искренности отчаяния у меня разрывалось сердце. Я притянула к себе девочку и неловко обняла её. Она в ответ, всхлипывая, обвила мою шею руками.

Аланна не плакала. Сдерживалась, считая себя взрослой. Но и её губы подрагивали, когда она спросила:

— Значит, мы скоро отсюда уедем?

— Если опекуном станет ваш дядя Доминик, он не отошлёт вас из дома.

— Но дядя Доминик не сможет жить здесь с нами, он ведь работает в столице. Значит, мы переедем в его городской особняк? И вы вместе с нами, миз?

— Давайте дождёмся его приезда, тогда и посмотрим, что он скажет, — проговорила я, поглаживая шелковистые волосы малышки Кэйти. — Пока ещё ничего не ясно. Мы должны надеяться на лучшее.

— Но тётя Мередит уволила экономку. Она может и вас тоже уволить. А мы к вам уже привязались…

— Я тоже! — откликнулась я, ничуть не покривив душой. Никогда прежде не подозревала в себе такой любви к детям. Но эти девочки, такие светлые, открытые в своём простодушии что-то затронули во мне.

Только человек с ледяным сердцем мог не полюбить их. Должно быть, в груди Мередит Глау именно такое. Ледышка, а не живое бьющееся сердце!

В тот же вечер, растревоженная этой беседой, я снова попыталась разговорить кухарку. Спустившись в кухню, застала её за перебиранием крупы для завтрашнего завтрака и предложила свою помощь. Она округлила глаза.

— Да неужто вы умеете это делать, миз? С вашими-то беленькими ручками! Небось и не готовили никогда в жизни!

— Вот вы меня и научите, — произнесла я, обратившись к ней уважительно, как к старшей.

— А вы ещё та лиса! — хмыкнула женщина. — Недаром рыжая! Опять выспрашивать будете?

— Я тут нашла одно старое письмо, не знаете, чьё оно? — поинтересовалась я, показывая ей то самое любовное послание, которое Доминик Винтергарден ошибочно принял за моё.

— И чего вы мне эту бумажку суёте, миз? Я и читать-то не умею! Как вы готовить! — припечатала собеседница.

— Но Джеральдина Ричмонд наверняка умела и читать, и писать! А значит, она могла написать это письмо! Вот что!

— И почему вам так не даёт покоя эта история? — нахмурилась тётушка Берта.