«…Как ты понимаешь, я старался держаться в задних рядах свиты. Знать свое место — одна из самых ценных добродетелей в нашем городе. Мы осмотрели несколько уцелевших домов, в которых — по преданию — собиралась первая христианская община, созданная апостолом Павлом. Проехали мимо Школы богословия, прославленной учившимся здесь Иоанном Златоустом. Совершили краткий молебен в Золотой церкви императора Константина. Если ты помнишь, неподалеку от этой церкви стоит конная статуя Феодосия Великого. Императрица задержалась у этой статуи и вдруг спросила, отчего у бронзовой головы деда ее супруга одна щека светлее другой.
Наступило молчание.
Члены свиты, переглядываясь, пятились, расступались. И так вышло, что между мной и носилками императрицы вдруг образовалось пространство. Мне ничего не оставалось, как пройти по этой тропинке и объяснить любознательной базилессе, что статуя была повреждена пятьдесят лет назад и что бронза, использованная для ремонта, оказалась более светлого оттенка.
— Чем же было нанесено повреждение? — спросила она.
— Камнем, — смущенно ответил я.
— Вряд ли это был камень, упавший с неба?
— Увы, нет. Это случилось во время голодных бунтов, когда много камней летало в нашем городе и многие статуи и изображения императоров были повреждены.
— Я вспоминаю теперь, что читала об этом у вашего знаменитого Либания. Он тогда вступился за пекарей, несправедливо подвергнутых бичеванию на Агоре.
— Голодная толпа искала, на ком бы выместить злобу, и губернатор обвинил пекарей в необоснованном вздувании цен на хлеб. Когда Либаний попытался вступиться за них, его чуть не растерзали.
— Да, чернь не терпит, когда у нее отнимают любимые развлечения.
— Но все же она дала оратору говорить. И в конце концов несчастных отпустили.
— Книги Либания давал мне читать начальник дворцовой канцелярии, Маркус Паулинус. Он же подчеркнул в ней одно место, которое впоследствии мой супруг, император Феодосий Второй, процитировал в речи перед сенатом: „Если обвинять в дороговизне пекарей, они разбегаются или прячутся, и цены на хлеб только подскакивают еще выше“.
Императрица разговаривала со мной так оживленно и любезно, что я кожей спины чувствовал жаркую волну зависти остальных сопровождавших. Она сказала еще несколько фраз о пользе книг и чтения и вдруг — теперь приготовься! — ты не поверишь, но она упомянула твое имя!
Да, да! Я был ошеломлен и счастлив за тебя.
Подошедший сенатор вступил в разговор и похвастался, что Антиохия планирует расширять городскую библиотеку. Императрица Евдокия выразила горячую поддержку этому делу.
— Конечно, у вас достаточно ученейших мужей для такой работы, — сказала она. — Но если вам понадобится специалист по учению неоплатоников и по трудам знаменитой Гипатии, я рекомендовала бы Альбия Паулинуса. Он особенно хорошо изучал эту тему. Наш начальник канцелярии — его старший брат. Альбий Паулинус живет сейчас в поместье под Иерусалимом».