Невеста из империи Зла

А если все же остановиться на полпути? Он уедет, а Марика останется здесь: доучится, выйдет замуж. И тут Алекс со всей отчетливостью представил ее, идущую под ручку с каким-то долговязым типом. Муж. Ее будущий муж. Вот кому надо было двинуть в морду! Это же просто невозможно, чтобы она принадлежала другому!

Марика была женщиной Алекса. И он не собирался никому ее отдавать.

ГЛАВА 21. ПОМОЛВКА

Военная кафедра. Раз в неделю здесь из студентов-филологов делали танкистов.

Скука… В классе тихо, все прилежно записывают бессмертные слова подполковника Егорова:

— США во всем мире нагло вмешиваются во внутренние дела СССР.

Миша ничего не писал. Он рисовал могилку в своей тетради: памятник, сверху красная звезда, а внизу «Михаил Георгиевич Степанов (1961 — 1983)».

Он вообще перестал учиться в последнее время. На лекции ходил, но никакого рвения к учебе не показывал.

«Прибьют меня когда-нибудь за мои рисуночки», — почти с удовольствием думал Миша. Подобные вольности были прямым нарушением дисциплины: студенческие «военные» конспекты являлись важной государственной тайной, и рисовать в них всякую ерунду строго-настрого запрещалось.

Но предстоящие разборки с начальством не пугали Мишу. С ним и так уже случилось самое страшное: позорное клеймо стукача превратило его в парию. Только солнышко Лена была на его стороне. Но Лены Мише было мало. Ему как воздух было необходимо общественное признание: без него он задыхался и медленно умирал.

Поначалу Миша все пытался поговорить с Марикой и хоть как-то загладить свою вину. Но она брезговала им, как паршивым псом. «На-ухо-доносор явился!» — говорила она ему в лицо и, презрительно задрав нос, уходила прочь.

«Сука», — написал Миша рядом с могилкой. Честное слово, он бы убил Марику, если б мог. Его подсознание невольно обвиняло ее во всем случившемся. Ну захотела ты сказать человеку, что он подлец, так скажи наедине! Зачем при всех-то позорить?

— Воины! — прервал его мысли подполковник Егоров. — А кто мне скажет, почему нас боится Америка? Студент Воронов!

Воронов поднялся (он хуже всех доставал Мишу в последнее время. Другие старались не замечать Степанова, а этот всегда норовил задеть побольнее):

— Ну… У нас самые передовые технологии…

Полковник поморщился как от кислого:

— Садитесь, Воронов! Плохо! Очень плохо! Студент Пряницкий!

— На примере Афганистана мы показали… — начал Жека.

— Да я не про это!

Пройдясь по классу из конца в конец, полковник Егоров застыл у доски.

— Запомните, воины: у нас есть такие ракеты, что даже если бабахнуть их тут, на нашей территории, то мы загнемся сразу, Европа через день, а Америка — через пять дней.

Студенты замерли, пытаясь понять скрытый смысл сказанного.

Миша поднял руку:

— Товарищ подполковник! Разрешите задать вопрос?

— Разрешаю.

— А если бабахнуть в Америке, то мы, получается, тоже загнемся через пять дней?

У преподавателя сделалось такое лицо, будто он готов был причинить студенту Степанову длительную нетрудоспособность. Но через секунду глаза Егорова просветлились.

— Ну так потому нас все и боятся! — радостно закончил он.

 

Чтобы Миша «не слишком тут умничал», его отправили в преподавательскую за мелом.

Он подошел к окну. Выпрыгнуть, что ли? У него были все шансы разбиться насмерть: благо дело, шестой этаж.

Первый раз Миша задумался о смерти, когда ему было восемь лет. Кто-то угостил его жвачкой, и он нечаянно ее проглотил.

«Ну все, теперь умру!» — решил он и, написав прощальную записку родителям, лег на кровать.

Полежал-полежал — что-то не умирается. Пришлось идти во двор к ребятам играть в футбол. Вроде как за игрой и скончаться не страшно.

Вернувшись домой с работы, родители обнаружили на письменном столе следующее послание: «Мама и папа! Я вас очень люблю. Прошу в моей смерти никого не винить».

Мама тогда так плакала, что к вечеру аж заболела.

Не имеем мы права уходить из жизни до тех пор, пока нас кто-то любит! Миша прикинул, что будет с родителями, если он погибнет. Ведь это даже представить себе страшно: он же единственный сын! Да если бы и не единственный был — родители столько сил потратили, чтобы он выучился, вырос, стал человеком…

Человеком, блин! Теперь этому человеку в глаза стыдно кому-либо посмотреть.

А Лена? Она ведь к свадьбе готовится, придумывает, где бы платье себе заказать… С ней что будет?

 

Дверь в преподавательскую была чуть приоткрыта. Полковник Чижов и начальник первого отдела Петр Иванович, склонившись над картой, что-то чертили цветными карандашами. Причем оба настолько увлеклись, что совершенно не заметили Мишиного присутствия.

Вытянув шею, он осторожно заглянул поверх их плеч. По всем правилам военной каллиграфии на карту было нанесено расположение московских пивнушек. Каждое заведение имело свой символ, характеризующий тактико-стратегические данные — бочку с пивом, павильон со стойками или пивной ресторан. Везде указывались наименования, данные этой точке народом: «Пивняк», «Стекляшка», «Рыгаловка»…