Невеста из Холмов

– При всем уважении – нет, магистр Эремон. Я хотел бы оставить ее здесь под магическим надзором. Вы сможете допросить ее, когда захотите. Поймите, сейчас это предмет моего необычайного научного интереса, а после вашей тюрьмы – как знать, что от нее останется…

Он улыбался, глаза его блестели, и в его словах Брендону слышалось «Птичка в клетке. Драгоценная, редкая птичка в клетке». Это выбило его из оцепенения.

– Вы лжете. Вы подстроили все это, чтобы получить себе ши, – это Брендон сказал даже вежливо, словно вел диспут. А вот бросился на Горта уже без всякой вежливости. Воспитания хватило ровно на то, чтобы не драться кулаками подобно деревенскому выпивохе, а атаковать по науке профессора Тао – сфера цвета гнева, темно-алая, появилась в воздухе у груди Брендона, рванулась к ректору. Опытный маг мог сделать это за счет собственных сил, копить и гармонизировать которые учил профессор Тао. Нет, эффекта шаровой молнии так не добьешься, но случалось, что так останавливали врагу сердце. Редко. Обычно просто сбивали с ног.

Окованный железом посох магистра Эремона, с которым тот обычно делал упражнения, взлетел, рисуя невидимую преграду между Брендоном и Гортом. Сфера ударилась об эту преграду, разлетелась алыми брызгами, исчезла. Второе движение посоха – железный наконечник даже близко не коснулся Брендона, но тот едва удержался на ногах, словно его ударило ураганным ветром, и этот ветер выбил из тела все силы. Эшлин схватила его за руку – то ли держалась, то ли держала. Он оперся другой рукой на постамент для книги и выровнялся. Тело ныло так, будто Брендон только что внес на башню университетской стены ту самую лошадь.

Ректор даже не пошевелился. Только чуть улыбнулся.

– Вы уж меня простите, магистр Бирн, но устраивать здесь поединок не время и не место. А в первую очередь это незаконно. – Эремон встал к Брендону вплотную и добавил, понизив голос: – И лучше так, чем мне придется предложить студентам вас удерживать. Некрасиво было бы.

Он добавил уже громче:

– Ласар, выдай ректору заряженный обсидиан. Девушка-ши остается на его, так скажем, попечении. Второго магистра Бирна мы сопроводим в Бетлемскую лечебницу. Книга пребудет в университетском хранилище. Все присутствующие здесь должны подробно описать увиденное письменно и отдать мне до моего отъезда – таким образом, у вас час.

Ласар оторвался от бумаги и пера – он что-то очень быстро писал все время, потому молчал даже без приказа учителя. Сейчас он передал Горту Галлахеру широкий серебряный браслет с куском обсидиана неправильной формы. Такая вещь поглощала магию, направленную на ее носителя. Маги не носили ее постоянно, потому что под постоянным влиянием обсидиана несколько слабели сами, а находящиеся рядом артефакты быстро разряжались.

Брендон ждал, пока инквизитор удостоверится, что он успокоился, и отвернется. А потом, едва Горт оказался рядом, потратил остаток сил на то, чтобы собрать волю в кулак. Последнее, что он помнил, когда повалился на глиняные таблички, что рука его достигла цели, коснувшись жесткой скулы ректора. Заклинание инквизиторского посоха лишило Брендона Бирна сознания и возможности сопротивляться.

Ректор легко отнял руку Эшлин от руки Брендона. Она попыталась дернуться, но он мягко, едва слышно, сказал:

– Нужно слушаться, девочка. Иначе все будет только хуже. Ты все равно попалась бы. Ты неуместна в этом мире, как мак под ясенем, помни.

Мак – смерть. Ясень – человеческий мужчина в одном из толкований. Эшлин хорошо поняла, чем угрожал ей Горт Проклятый.

Ее вывели первую. Ректор держал ее за руку, и Эшлин казалось, что вся ее сила утекает к нему. Дело было не в обсидиане, а в нем самом. С другой стороны ее держал Фарлей Горманстон, и его самодовольная ухмылка становилась все шире. Остальных Горт отослал писать бумаги для инквизиции.

Когда никто уже не мог их слышать, Фарлей спросил:

– Куда ее, господин ректор? В ваш дом?

– Под тростник, – ответил Горт. – Там ее уже ждут.

И его усмешка показалась Эшлин самым жутким из случившегося в этот день.

Глава 14 Среди серых камней

Остров в Ибернийском море, где располагалась старейшая Бетлемская лечебница, на картах с некоторых пор обозначался, собственно, как Бетлемский. Но намного больше устоялось мрачноватое «Остров последней надежды», переделанное жителями приморских деревушек в «Безнадегу». Туда, в Безнадегу, и везли Брендона два молчаливых перевозчика в серых скорбных одеяниях с вышитым знаком Бетлемского братства – открытая ладонь и белый четырехугольный камень на ней. Ладонь – «мы протягиваем руку заблудшим», белый камень – особый кварц, в изобилии использующийся братством, четыре угла – четыре добродетели пациента Бетлема, а именно раскаяние, помощь другим, послушание и скорбь.

Море было серым, небо было серым – осень вступала в свои права. Серым было настроение Брендона. Серыми были одеяния перевозчиков, крепких, безмолвных и мрачных. Серые волны качали лодку.