Невеста из Холмов

Когда Эшлин втолкнули в грот и дверь за ней захлопнулась, она будто ослепла. Она не чувствовала дыхания цветов, шепота ветра, жужжания пчел, скрипа деревьев, птичьего гомона – тех мелочей, которые складываются в душу мира. Ведь Кристалл ши лишь удерживает часть этой души, придавая ей форму. Они брали ее на время, зная, что однажды она уйдет обратно, соединится с целым.

Даже самой холодной зимой мир звучит. Дышит, падая пластами с еловых ветвей, снег, похрустывает лед под ногами, шумит злой и сильный северный ветер, и птицы поют, когда зима переламывается солнцестоянием.

Здесь мир не звучал. Здесь были камни. Камни, темнота и, судя по тому, как увязли башмачки, – песок под ногами. Темнота и камни мешали дышать. Эшлин хотелось плакать, но слезы не шли. Не меньше хотелось кричать, призывая молнию на голову Горта Проклятого, только вряд ли глупая девчонка без Кристалла смогла бы проклясть его больше, чем целый круг филидов. Ноги подогнулись, и она села прямо там, где стояла. Обняла руками колени, пытаясь сохранить остатки тепла. Платье все еще хранило запах комнаты Брендона.

Сегодня им должны были выдавать студенческие мантии. Интересно, хоть кто-то из тех, с кем она болтала, смеялась, танцевала, бродила по Университету, сидела рядом на занятиях, – хоть кто-то не поверил ректору?

А Брендон – что он думает там, куда его забрали? И что будет с ним?

Темнота и тишина растворяли в себе мысли, возвращая только тоску и тревогу.

Вдруг Эшлин услышала голос. Поначалу ей показалось, что она спит или сходит с ума. В полной темноте, отражаясь от каменного свода грота, обнимая полностью мрачное пространство, растекалась песня. Знакомая, но такая неуместная здесь боевая песня воинов Дин Ши.

Глуп, кто боится камней живых,
В каменном сердце нет огня.
Звездное небо, храни меня
От ураганов и бурь морских.
Каменный щит не пробьешь мечом,
Но как бы ни был враг жесток,
Мы и гранит сотрем в песок,
Если мы встанем к плечу плечом!

Голос был тихий, но сильный, можно было представить, как его звуки заставляют вспыхивать защитный узор на коже, как из песни каждого рождается нить, и они сплетаются в щит, способный остановить камнепад.

Но тьма вокруг была такой же густой. Ни единой искры.

– Кто здесь? – спросила Эшлин.

– Пленник. А кто попал в ту же паутину, что довелось мне? – отозвался голос, в котором чудилась легкая усмешка. Знакомый? Или кажется?

– Эшлин, дочь Каллена из рода Ежевики, – ответила ши, поднимаясь на ноги. Разоблачение пошло на пользу в одном – можно было больше не лгать.

– Вот я и нашел тебя. Идя по дороге ольхи, часто проходишь дорогой глупости, – голос шел откуда-то спереди, от стены, противоположной двери.

Эшлин вдруг обожгло страхом. Искал? Неужели Горт вытащил какого-то злобного духа из междумирья и оставил здесь, чтобы тот вволю наигрался, сводя с ума жертву? После такого она на суде инквизиции точно будет выглядеть как чудовище. Говорили, будто эти существа могут вселяться и…

– Здесь темно, и я не могу тебя увидеть! – Эшлин оборвала внутренний поток страхов. В конце концов, ей удалось уболтать целого магистра ритуалистики сделать ее своей ученицей. Вдруг дух окажется не самым хитрым…

– Иди сюда, на голос. Слух у нас пока не отобрали.

Она осторожно пошла вперед, вытянув руку и ощупывая ногами песок. Почему-то в темноте кажется, что пол шатается, а впереди обязательно ждет бездонная пропасть. Ты не идешь, а будто летишь в пустоте.

Наконец рука вдруг уперлась во что-то теплое, явно живое… плечо? Незнакомец дернулся, звякнула цепь, раздался легкий стон. Пальцы Эшлин ощутили что-то липкое.

– Ты ранен?

– Меня сложно взять в плен, не ранив. Но пусть сейчас я и похож на муху в паутине, я все еще старейшина твоего рода, дочь Каллена. Учти, если случайно убьешь меня – придется стать следующим.

– Старейшина Гьетал?! – Эшлин отдернула руку и уставилась перед собой так, будто могла увидеть того, кто перед ней.

– Тростник в темнице под тростником. Почти баллада. Бывший друг мой стал бы филидом, не будь ему власть больше по душе, чем красоты мира.

Может быть, все-таки злой дух? Эшлин не верилось, что старейшина может так просто и так насмешливо-горько говорить с ней здесь. На церемонии она видела Гьетала близко впервые и плохо помнила его голос.

Она осторожно прикоснулась снова, чтобы проверить, не растаяло ли видение, почти не касаясь провела ладонью вдоль его руки вверх и вскрикнула, когда пальцы коснулись железного обруча на запястье. Пленник снова коротко застонал.

– Если дочь Ежевики так стремится к власти, что готова добить меня, то лучше сделать это быстро. Если нет, то лучше найди лампу. Горт оставлял ее у стены, дальше к углу.