Невеста Калиостро

Пока она принимала душ, я чувствовала себя Иудой и готовила оправдательную речь и гневное обличение Димы. Ясно, парень он ненадежный, и слава богу, что это сразу открылось, а не через год-два, когда Юлька успела бы выйти за него замуж и даже обзавестись детьми. Я попыталась представить ее замужней женщиной и вздохнула от умиления, но тут вернулась Юлька, села за кухонный стол и заявила:

– Если он тебе нравится, не стесняйся.

– Иди ты на фиг со своим Димой, – ответила я, сообразив, что Юлька попросту надо мной смеется.

– Он тебе не понравился? – спросила она, причем серьезно, а я задумалась, пытаясь понять, какое впечатление на меня произвел Дима. С одной стороны, милый парень, веселый, услужливый и, как выяснилось, без комплексов. С другой – за внешней уступчивостью и мягкостью угадывалось в нем нечто непоколебимое, как в староверке Марье. Мысль эта пришла в голову в тот момент, когда Дима в середине фразы и без всякого перехода вдруг обратился ко мне с вопросом, может ли он меня проводить. И вызвали ее не его слова, а взгляд, которым они сопровождались. – Он привык получать то, чего хочет, – как будто читая мои мысли, заявила Юлька. – И не терпит отказа. В общем, я уверена, у этого знакомства будет продолжение, он тебя в покое не оставит.

– Посмотрим, что у него получится, – фыркнула я.

Но Юлька смотрела серьезно.

– Знаешь, был момент, когда сердце у меня вдруг екнуло, что-то вроде предчувствия…

Я взглянула на нее и ничего не ответила, напускная бравада была ни к чему, а укреплять Юльку в ее мнении не хотелось. Немаловажной причиной этому послужил тот факт, что некое беспокойство в тот вечер почувствовала и я.

– Идем-ка спать, – сказала я.

Среди ночи я проснулась, пошла в туалет и обнаружила на кухне Юльку. Она сидела в темноте на подоконнике, подтянув к животу колени и обхватив их руками, и смотрела на фонарь во дворе. Лицо ее было сосредоточенным и даже суровым.

Я шагнула в кухню, готовая разреветься от сочувствия к ней и успев возненавидеть Димку, который так некстати вмешался в нашу давнюю, ничем не омраченную дружбу.

– Юленька, – пролепетала я. – Не переживай так…

Она повернулась и посмотрела на меня с недоумением.

– Ты о Димке, что ли? Вот дурында…

Руки мои, устремленные к Юльке и готовые прижать ее к груди, повисли.

– Какого черта ты тогда здесь сидишь?

– Думаю. О девушке, в чьей квартире мы были. Как хочешь, а нам надо ее найти. Не то не знать мне покоя ни светлым днем, ни темной ночью.

Надо сказать, в нашем тандеме Юлька всегда была заводилой, и сейчас мне стало ясно: грядут испытания. Если подруге что-то втемяшилось в голову, то избавить ее от идей глупых и не очень возможным не представлялось, и я, как верный Санчо Панса, следовала за ней, радуясь и злясь, а иногда недоумевая, с какой такой стати мы все это делаем. Сейчас, похоже, был как раз тот самый случай.

Юлька свесила ноги с подоконника, а я присела рядом с ней, решив не тратить время на бесполезные уговоры, и просто спросила:

– Как ты это себе представляешь?

– Очень просто. Поговорим с ее близкими, выясним, где она. Если окажется, что девушка никуда не пропадала, я смогу спать спокойно.

– Хорошо, давай. Для того чтобы ты спала спокойно, я готова на любые жертвы. Только мы даже имени ее не знаем.

– Буренкова Ольга Аркадьевна, – выпалила Юлька и, предваряя мой вопрос, объяснила: – Я выяснила, кому принадлежит квартира. Прописана она на улице Чайковского, дом 86, квартира 17.

– В субботу мы вряд ли застанем хозяев дома, – подумала я вслух. – Но попытаться можно.

Утром, несмотря на выходной, я отправилась на работу. К обеду в моем кабинете появился Пашка и с постным выражением на физиономии положил на стол лист бумаги. Сведения о Рагужанском Казимире Владиславовиче уместились в восемь строк, отпечатанных на компьютере.

– Ничего нарыть не удалось, – вздохнул Пашка, злясь и досадуя одновременно, признавать свое поражение он не любил. Впрочем, кто же любит? – Дата рождения и адрес. Дом принадлежит ему, кстати, домик не хилый, судя по месту нахождения. Извини, – развел он руками.

– Спасибо, что помог, – ответила я.

Пашка ушел, а я уставилась на лист бумаги. Если верить паспортным данным, князю было тридцать девять лет. Мне он показался старше, должно быть, из-за седины в волосах. Прописан в Санкт-Петербурге на Ново-Литовской улице, дом, принадлежавший ему здесь, находился в Южном районе возле реки, где земля была чудовищно дорогой. Никаких ветхих построек там давно не осталось, и улица Мичурина сплошь была застроена коттеджами в два-три этажа. Пашка, безусловно, прав, подобный дом тянул на очень кругленькую сумму.

Я отправилась к Вадиму, решив, что сведения, добытые Пашкой, могут ему показаться интересными. Мне требовалось обсудить с кем-то происходящее или еще проще: работник из меня который день никудышный, а визит к Вадиму – какой-никакой предлог отлынивать от работы.

Взглянув на лист, Вадим перевел взгляд на меня и сказал:

– Я тоже попытался кое-что разузнать.

– Тебе повезло больше? – воодушевилась я.