Невеста капитана Тича

Протрезвевшие пираты переглянулись, потрясенные неожиданным финалом своей веселой забавы.

— Я даю эту клятву, — сказал один. — Да, да, охотно даю, ради одной только надежды снова взглянуть в гнусные зенки Черной Бороды! И ради шанса натянуть ему нос и добраться до сокровищ! Вот тебе мое слово, Анна Блайт!

После того, как каждый принес требуемую клятву, Анна сказала:

— Том Гринсид… Может, кто-нибудь из вас помнит, как он ухаживал за мной, когда я болела?

Кое-кто из пиратов утвердительно кивнул.

— Так вот: он влюбился в меня по уши! И поклялся, что сегодня или завтра, как только Чернобородый станет где-нибудь на якорь, он улизнет с барка на яле и вернется сюда за мной!

Том Гринсид действительно обещал ей это. Впрочем, его уверения вряд ли следовало принимать всерьез, ибо продиктованы они были скорее жалостью и состраданием, чем твердыми намерениями. Том Гринсид был потрясен жестоким приговором Тича и старался хоть немного ободрить и утешить несчастную девушку. Анна отлично понимала, что Гринсид никогда не решится предать Черную Бороду, перед которым он преклонялся и которого боготворил со всем пылом своей еще не успевшей огрубеть юной души. И все же теперь, вспомнив об этом, Анна получила крохотную надежду удержаться. Когда она с большей убежденностью, чем этого заслуживала ее надежда, передала пиратам уверения Гринсида, они поверили в них, потому что ни во что другое им верить не оставалось.

— Гринсид не мореход, — с сомнением произнес один из пиратов. — На расстоянии четырех-пяти лиг открытого моря ему никогда не найти нас!

— Я знаю, как подать ему сигнал, — уверенно возразила Анна. — Если поджечь эти сухие сосны, то огонь будет виден достаточно далеко, чтобы держать на него курс!

Это была первая мысль, которая пришла ей в голову, когда она впервые увидела остров.

Действительно, при помощи пороха и намоченной в роме ветоши развести огонь было бы несложно. Но оказалось, что в спешке они забыли захватить с собой пистолет, наличие которого требовали суровые правила мрачного ритуала «отчуждения». Не было пистолетов также и у пиратов: подчиняясь приказу Черной Бороды, они оставили все оружие на борту «Мщения». Тем не менее, трое из них, порывшись в карманах своих рваных штанов, обнаружили кремень и огниво. Они были моряками, а значит — мастерами на все руки. Получив слабый шанс на спасение, они все свои усилия направили на его реализацию. Приготовили факелы из сорванных веток, травы и тряпок и вымочили их в роме, расчистили место на песке с подветренной стороны под сухой сосной и сложили здесь весь горючий материал. Однако подавать какие-либо сигналы сегодня пираты не рискнули из опасения, что Черная Борода крейсирует где-нибудь поблизости и сможет их увидеть. Одну из сосен решено было поджечь завтра ночью, а вторую — на следующую ночь. Таким образом, в перспективе у пиратов было три ночи: три ночи холода, голода и страха. Три ночи отчаяния и надежды. Три ночи ожиданий и молитв для Анны…

Холодные звезды невозмутимо глядели на жалкую кучку дрожащих и беспомощных людей, толпившихся на маленьком островке, насквозь продуваемом промозглым ветром; низкие рваные облака безучастно проносились мимо. Несчастные руками и ножами выкапывали из песка ракушек и моллюсков и высасывали их студенистое содержимое. Наутро они уничтожили всех крабов, суетливо перебегавших по песчаному берегу, соорудили из штанов и рубах нечто вроде сачков и ловили ими мелкую рыбешку, которую тут же пожирали сырой. Анну тошнило при виде этой варварской трапезы, и лишь на второй день она решилась высосать несколько устриц.

Наутро третьего дня одна из сосен имела вид черного и обугленного кола. Голод, словно едкая кислота, обжигал желудки, и большая половина запасов рома была израсходована. Людей все сильнее мучила жажда.

Затем, на счастье, пошел дождь — сильный и затяжной ливень, который длился несколько часов и заставил злополучных изгнанников дрожать от холода, прижимаясь друг к другу в тщетных попытках согреться теплом тела товарища. Но зато он погасил возобновившиеся было проявления дурных намерений и вспышки беспричинной злобной ярости, то и дело возникавшие среди пиратов. Когда дождь кончился, в разбитом корпусе баркаса оказалось достаточно пресной воды, чтобы продлить надежду на спасение еще на несколько дней. Неподалеку от баркаса был обнаружен раненый дельфин-афалина, которого шквалом выбросило на берег. Дельфин был тут же разделен на части и съеден целиком, вплоть до маслянистой головы и жесткой, словно резиновой, кожи на губах. Дождь и шквал помешали развести второй сигнальный огонь, и пираты решили сберечь для этой цели остаток рома и не поджигать оставшуюся сосну до тех пор, пока на горизонте не появится какое-нибудь судно, которое сможет ответить на их призыв. Ибо теперь никто из них не верил, что Гринсид вернется, хотя никто и не догадывался, насколько обоснованными были эти сомнения.