Невеста капитана Тича

Израэль Хендс с дюжиной более пожилых пиратов, которые то ли по старшинству, то ли по личным качествам составляли нечто вроде военного совета при Черной Бороде, уже собрались на палубе, ожидая его. Лица их выражали целую гамму оттенков, от возбуждения до полнейшего безразличия, за которыми эти люди привыкли скрывать свои истинные мысли и чувства.

Хендс заговорил первым:

— Собираетесь драться, капитан? С линейным кораблем?..

В душной жаре, стоявшей на палубе, лицо предводителя пиратов покрылось крупными каплями пота, но губы его сложились в жесткую усмешку, злую и напряженную от только что принятого рискованного решения.

— Разрази меня гром! — прорычал он. — Мне уже надоело бегать от него, как побитому псу! Да, я собираюсь драться!

— Но капитан, у него на борту…

Голос Тича возвысился до громоподобного рева, чтобы подавить всякие попытки возражения:

— Мне наплевать, что у него на борту! Да будь я гол, как Сатана, я все равно дрался бы с ним! Один!.. Эх вы, сосунки! Да разве я когда-нибудь подводил вас? Слушай меня: раскалить брандскугели в печках!

В следующие полчаса своеобразная дисциплина пиратского судна полностью вступила в свои права, регламентируя подготовку корабля к предстоящему сражению. Линейный фрегат британского флота был обнаружен слишком поздно, чтобы избежать стычки, но для подготовки к бою времени было вполне достаточно. Люди, слишком своевольные, чтобы подчиняться чьим бы то ни было приказам, кроме приказов Черной Бороды, разбежались по местам и скоро занялись своим привычным делом. Матросы из орудийной прислуги, пропитанные ромом, словно губка водой, которые за минуту до этого безмятежно возлежали на твиндеке, загорая под лучами солнца, проникавшими сюда сквозь открытые пушечные порты, теперь деятельно и энергично готовились к бою. Койки, гамаки, матросские мешки, матрацы — все это закладывалось в сетки, окружавшие орудия, для защиты если не от самого снаряда, то по крайней мере от щепок и обломков, которые будут яростно разлетаться в разные стороны во время обстрела. Больные и не успевшие еще оправиться от недавно полученных ран пираты беспрекословно превратились в исполнительных матросов, живо бегая с кожаными мешками, наполненными синеватым порохом, сгибаясь под тяжестью снарядов и ядер, которые они носили из крюйт-камеры в холщовых сумках, переброшенных через плечо, подтаскивая к орудиям из печей на нижней палубе раскаленные добела шипящие брандскугели. Лучшие стрелки разобрали мушкеты, и за каждым из них встал подручный с патронами, пыжами и запасными кремнями, предоставив себя во временное подчинение своему товарищу в качестве оруженосца и заряжающего.

«Скарборо», линейный фрегат флота его величества, командированный Британским адмиралтейством на Барбадос для поимки и уничтожения Черной Бороды, изменил курс и, судя по его топселям33, направлялся прямо к ним. У Тича еще была возможность повернуть под ветер и пуститься в бегство, с довольно реальными шансами на успех. Но бежать он не хотел. Он приказал лечь в фордевинд34 не для того, чтобы бежать, а чтобы сберечь еще несколько драгоценных минут. Нужно было еще многое сделать. «Мщение королевы Анны» всегда находился в состоянии близком к боевой готовности, но, конечно, не в таком напряженном и безукоризненном, чтобы вступить в единоборство в фрегатом Британского королевского флота.

Все важные тросы, растяжки и крепления были дублированы, палубные надстройки разобраны, чтобы уменьшить опасность ранений щепками и обломками досок, нижние реи укреплены цепями, и между орудиями расставлены лохани с водой, в которой мокли одеяла, чтобы тушить пожары или местные взрывы. Лохани меньшего размера были заполнены разведенным уксусом для охлаждения стволов орудий, и повсюду, — в проходах между палубами, на реях среди вздымающихся под ветром парусов, — полуголые, мускулистые и загорелые пушкари развесили ведра с раствором квасцов. Из плотницкой каптерки были доставлены листы свинца, войлок и дубовые чурки, чтобы были под рукой для заделки пробоин, и Анна с изумлением наблюдала царящее повсюду оживление, матросов, разгоряченных ожиданием схватки, которые суетились, карабкались и перекликались по всему судну, натягивая дополнительные штуртросы на корме, закрепляя снасти и очищая фордек35 для предстоящей кровавой резни.

Однако оказалось, что Тич планирует нечто совсем другое чем просто стычка очертя голову, грудь с грудью с боевым кораблем. Он остановил матросов, которые принялись было натягивать вдоль бортов длинные полотнища брезента чтобы укрыть команду от прямого прицельного огня вражеских стрелков и палубных орудий, стреляющих картечью.

— Нет! — сказал он. — Ничего этого не нужно! Израэль, долой всех людей с палубы! Чтоб ни одной рожи не было видно! Все — в трюм! Отстегни люки орудийных портов, но не раскрывай их. Держи их закрытыми на веревочных петлях, а пушки чтоб глядели прямо в крышки люков, понял? Будь готов зарядить их брандскугелями и «летающими ангелами»36, — но чтоб ни звука, и ни одной живой души чтоб не было видно, слышишь?

Хендс был озадачен: