— Не думаю, чтобы я стал от кого-нибудь прятаться, — возразил Мэйнард. — Во всяком случае, не от этого отребья!
Лейтенант нашел обеих дочек хозяина в главном обеденном зале, обширном красивом помещении, отделанном резными панелями из красного дерева. Некогда это был зал для приемов, и здесь все еще сохранилась приподнятая площадка в виде эстрады для оркестра в дальнем конце. Обе девицы, пухленькие и запыхавшиеся, с трясущимися локонами черных волос, свисавшими вокруг их розовых шеек словно гроздья переспевших фруктов, были заняты тем, что усердно старались открыть маленькую задвижную дверь сбоку оркестровой платформы. Глаза их горели от возбуждения — вопреки ожиданиям Мэйнарда, который был уверен, что найдет молодых креолок в состоянии смертельного испуга; по всей вероятности, он несколько недооценивал легкомысленный характер этих юных девиц.
— Мы слышали вас через окно, — пыхтя, проговорила Клара, дергая покоробившуюся дверцу в тщетных попытках ее открыть. Черные глаза ее глядели на лейтенанта с обожанием: — Вы удивительный храбрец, мистер Мэйнард!
Лейтенант покраснел.
— Это и есть то место, где вы собираетесь прятаться? — спросил он голосом, которым привык отдавать команды на квартердеке. Эффект не замедлил сказаться: девицы вздрогнули, кудряшки их затряслись, и юбки задрожали.
— Дверца заела… — жалобно проговорила Бель.
Лейтенант одним рывком распахнул дверцу. Открылась маленькая тесная клетушка, увешанная фестонами паутины. Девицы принялись жеманничать, жаться друг к дружке и хихикать.
— У-у!.. — протянула Бель. — Там темно… Вы пойдете с нами, мистер Мэйнард? А то нам страшно…
— Быстрее! — приказал лейтенант. — Залезайте внутрь!
Сквозь открытое окно из сада уже доносился хохот и крики приближавшихся пиратов. Лейтенант втолкнул дочерей трактирщика в тесную каморку под эстрадой, заметив мимоходом, что их больше занимали испорченные наряды, чем угроза оказаться в руках у мародеров. Он снова задвинул панель на место, придвинув к ней вплотную тяжелое кресло для более надежной маскировки, и торопливо захромал в свою комнату за пистолетами. Он до сих пор еще твердо не решил, как будет действовать в столь неожиданно сложившейся ситуации. Вероятнее всего следовало предположить, что вскоре его ждет гибель, но эта мысль как-то не особенно тревожила его. Страх смерти, — он давно постиг эту бесспорную истину, — был всегда хуже самой смерти… Мэйнард плотно прикрыл за собой дверь и невозмутимо принялся осматривать свои тяжелые морские пистолеты.
Тобиас Галвей торопливо спускался по кухонной лестнице, бережно придерживая обеими руками края передника, куда он ссыпал наиболее ценные сокровища из своей заветной шкатулки, намереваясь зарыть их где-нибудь в саду. Тут-то его и застукали пираты, которые на всякий случай проникли в дом не с фасада, а через заднюю дверь. Хотя Тич и не ожидал в таверне ни засады, ни ловушки, но он не просуществовал бы так долго в роли пиратского вожака, если бы твердо не усвоил ту истину, что мерами предосторожности никогда не следует пренебрегать. При виде Черной Бороды у Галвея от страха подкосились ноги, и сверкающие драгоценности со стуком посыпались на выскобленный до белизны каменный пол кухни.
— Ага-а! — весело заржал Тич. — Вставай, собака, и готовь нам свадебный пир! Мы поможем тебе подобрать твои побрякушки — верно, ребята?
В ответ послышались оживленные возгласы, и хохочущие пираты в дикой свалке бросились на пол, выхватывая друг у друга из-под носа рассыпавшиеся монеты и драгоценности. Среди прочих предметов Тич заметил серебряное ожерелье с изумрудами — великолепное изделие тончайшей перувианской работы. Острие его шпаги высекло сноп искр с каменного пола, воткнувшись в то место, где лежало ожерелье. Дюжина протянутых загорелых рук моментально отдернулись назад, чтобы заняться более безобидными объектами грабежа. Тич поднял ожерелье на конце шпаги и протянул его Анне:
— Что ты скажешь об этой связке зеленых яблок, козочка? По-моему, им не хватает твоих розовых щечек, а?
Увидев сверкающее зеленое ожерелье, Анна заколебалась, переведя взгляд на жирное страдающее лицо его владельца. Первой ее мыслью было отвергнуть предложение Черной Бороды; потом она сообразила, что такой ее поступок ни к чему не приведет. Для жалкого, дрожащего и перепутанного толстяка ожерелье все равно было потеряно безвозвратно, независимо от того, откажется она от него, или нет. А камни были так великолепны!
И тем не менее, она не могла заставить себя взять их…