Невеста капитана Тича

— Черт побери… — ошеломленно пробормотал Израэль Хендс. — Похоже на ворота Брайдвэллской тюрьмы…

Дверь и вправду походила на крепостные ворота. Пираты принесли фонари, чтобы получше ее рассмотреть. Вся поверхность двери была покрыта затейливым орнаментом в мавританском стиле, и среди причудливых переплетений и завитков на довольно значительном расстоянии друг от друга виднелись отверстия тринадцати замочных скважин. Над дверью скалил зубы желтый череп, искусно вырезанный из кости, а под ним красовалась надпись на нескольких языках.

Тич некоторое время молча разглядывал все это, затем обернулся к испанскому офицеру:

— Что это значит, шелудивый пес? Один ключ для всех замков?

Он посчитал пальцем отверстия замочных скважин и сердито спросил:

— Где остальные двенадцать ключей, ты, хитрая свинья?

— Имеется только один ключ, капитан, — с достоинством ответил испанец. — И выбор зависит от вас — воспользоваться им или нет!

Гиббонс поднес фонарь к надписи над дверью, пытаясь прочесть ее, но для его скудных познаний в грамоте эта мудреная задача была явно не под силу. Израэль Хендс, выйдя вперед, отыскал английский вариант надписи и, запинаясь, прочел по слогам:

«Грабители и бандиты, вы стоите перед вратами, за которыми скрывается ваша гибель. Устремите свой взор на тринадцать замочных скважин. Одна из них открывает дорогу к сокровищам. Остальные — к неизбежной и ужасной смерти. Попытайтесь — и Господь да сжалится над вами!».

Губы Тича медленно растянулись в недоброй усмешке. Он протянул ключ испанскому офицеру:

— Ну, мне все это не грозит! Ты откроешь дверь!

Испанец был бледен, но спокоен.

— В таком случае, капитан, мы все погибнем. Каждому из нашей команды известно, что двенадцать замочных скважин приводят в действие спуск запала, а сразу за этой дверью находится камера, наполненная первоклассным порохом тончайшего помола. Секрет дверного замка был известен одному нашему капитану, сеньор…

Улыбка погасла на губах у Тича. Ему приходилось слышать о беспорядках на борту этих испанских кораблей с сокровищами, чьи команды, истощенные плохим питанием и жестоким обращением, частенько восставали, чтобы обрести одновременно и свободу, и богатство. Это предохранительное устройство, вероятно, и было ответом Филиппа Анжуйского54 как мятежникам, так и пиратам. Построив огромный флот для перевозки сокровищ из многочисленных колоний своей необъятной империи, он позаботился о том, чтобы каждый галеон был подобен пистолету со взведенным курком, заряженному чрезмерным количеством пороха и готовому взорваться в пыль при малейшем неверном прикосновении к спуску.

Теперь Тичу стало понятным, почему капитан галеона предпочел умереть, наложив на себя руки. Секрет подлинной замочной скважины был известен только ему, и смерть от пули из собственного пистолета была просто милостью по сравнению с теми пытками, которые ему пришлось бы претерпеть, и с тем позором, которым он покрыл бы себя, если бы в конце концов не выдержал пыток и выдал секрет.

— Проклятье… — хрипло выругался Тич сквозь зубы, и хотя голос его был не громче обычного шепота, он явственно прозвучал во внезапно наступившем угрюмом молчании…

В своей пышной до абсурда каюте, на роскошной кровати среди надушенных подушек и тончайших простыней, источавших ароматы садов Кастилии, лежал капитан испанского галеона. Он был несомненно мертв. Взглянув на него, Анна невольно подумала, что он выглядит слишком молодо и обладает поразительно грубыми чертами лица для испанского аристократа, настолько знатного и влиятельного, чтобы командовать кораблем с сокровищами.

Анна устало протерла глаза. В течение долгих часов она и Лори — самые грамотные среди разношерстной пиратской братии — внимательно просматривали всю корабельную документацию, все тяжелые, переплетенные в тисненую кожу судовые журналы галеона, тщетно ища ключ к сокровищнице. То, что записи в них велись на витиеватом и вычурном испанском языке, отнюдь не помогало им в их нелегкой кропотливой работе.

Израэль Хендс с тщательной предосторожностью исследовал все тринадцать отверстий, но не был в состоянии отыскать хотя бы малейший — истинный или воображаемый — намек на то, какое из них было настоящей замочной скважиной.

Гиббонс накачивал в отверстия морскую воду, чтобы исследовать их и подмочить пороховой заряд, но это, очевидно, также было предусмотрено, поскольку вода вытекала обратно совершенно чистой, без единого серовато-коричневого зернышка пороха, которое могло бы свидетельствовать о том, что вода достигла своей цели.

Секрет оставался навечно погребенным в пробитом черепе испанского капитана, уставившегося остекленевшим взором в вычурный балдахин над своею кроватью…