Невеста каторжника, или Тайны Бастилии

Если королю вдруг вздумается предупредить или наказать преступление, о котором его известили, он без всяких околичностей велит просто написать на листе бумаги: «Повелеваю арестовать такого-то и заключить в Бастилию, где он должен находиться до особого распоряжения».

«До особого распоряжения» — вот это и было самым ужасным в короткой записке. О брошенном в каземат арестанте в самом скором времени просто забывали, и он был обречен провести в темнице остаток жизни.

Узники делились на две категории. Первая состояла из людей, посаженных для исправления или просто на время — для острастки, или вовсе безвинных, чьи мольбы и оправдания никто не желал слушать. Вторая категория состояла из лиц, действительно виновных в каком-нибудь преступлении. По воле короля они заключались на неопределенный срок и тоже без судебного приговора.

В первые дни после ареста узники Бастилии, какова бы ни была причина их ареста, почти всегда пользовались некоторыми поблажками. Лишения и ужасы заключения наступали лишь через некоторое время, когда они переходили в категорию обыкновенных арестантов. А до тех пор, за исключением некоторых политических преступников, содержавшихся по специальному приказу в строжайшей изоляции, заключенные могли принимать знакомых, гулять в определенные часы по крепостному двору. Кормили их хорошо — суп, жаркое и вино, а некоторым подавали даже шампанское.

Но если поначалу «открытые листы» применялись лишь к изменникам, отравителям и дуэлянтам, то впоследствии этот список преступлений настолько расширился, что только в правление кардинала Флери было выдано около восьмидесяти тысяч таких «открытых листов».

Придворные вельможи, фавориты, приятели министров, любовницы короля выпрашивали себе бланки приказов с пробелами для имени и даже приторговывали этими страшными документами, ставшими очень удобным и неотразимым орудием личной мести. Всякий, кто не жалел двадцати пяти луидоров, чтобы уничтожить своего врага, мог легко купить такой бланк и вписать нужное имя.

Жестокие отцы, развратные братья, жадные опекуны легко добивались ареста своих виновных или невиновных детей, братьев и других родственников. Так что мрачная темница была переполнена в том числе и безвинными жертвами семейной ненависти и злобы. Хотя по распоряжению министра Бретейля время заключения по таким частным делам и ограничивалось двумя или тремя годами, однако это не могло помешать изворотливому и хитроумному человеку обойти закон, и те, кому надлежало отбыть два–три года, оставались там на десятилетия.

Когда 14 июля 1789 года Бастилия была взята штурмом, в ней нашли огромный архив подлинных документов и записок, проливающих свет на причины заключения в Бастилию многих ее узников.

Так, например, интендант королевских дворцов Варен, избравший для своего сына духовное поприще, отправил его без всяких колебаний в Бастилию, когда юноша задумал посвятить себя другому призванию.

Купец Нисерон позволил себе протестовать против монополии в торговле ворванью, из которой извлекали немалую выгоду весьма высокопоставленные персоны, — и оказался в Бастилии.

Дворянин Алабер приехал в Париж для переговоров о выдаче дочери герцога Орлеанского за герцога Савойского. Король нашел это вмешательство преждевременным и велел заключить посланца в Бастилию.

Многие томились в тюрьме до самой смерти. И истинным счастьем для них было то, что горе и отчаяние сокращало их жизнь или же сумасшествие лишало истинного представления об их ужасном положении.

В регистрах Бастилии обнаружены имена узников, томившихся в ее казематах по двадцать, а то и тридцать лет. А некто Исаак Арме де Ла Мотт приобрел печальную известность тем, что пробыл в Бастилии пятьдесят четыре года!

Число заключенных иногда снижалось до двадцати и даже десяти, иногда же доходило до шестидесяти. А в 1741 году невольных обитателей Бастилии было семьдесят человек.

Людовик XVI первым из королей воспротивился этому злу. При нем количество арестантов уменьшилось настолько, что после штурма Бастилии в ней было обнаружено всего семь узников. Четверо из них — настоящие преступники, сидевшие за подделку векселей. Пятый, некто Тавернье, тридцать лет содержался там по неопределенному обвинению. Шестой — де Витт — сошел с ума, а последний — граф Солаж — был посажен за то, что сгоряча убил крестьянина, и более семи лет напрасно ждал суда и приговора.

Если бы штурм Бастилии состоялся годом раньше, то разрушившие ее могли бы освободить несколько больше невинных жертв деспотизма — тогда там сидело двенадцать дворян из Бретани, оказавшихся в казематах только за то, что осмелились просить об отмене каких-то несправедливых, на их взгляд, постановлений парижских властей.

Приведем еще несколько интересных исторических подробностей о падении Бастилии.