Читаем Невеста каторжника, или Тайны Бастилии полностью

– К сожалению, ваше величество, мой рассказ будет краток, – грустно проговорил Марсель. – Прошлое представляется мне сном. Отчетливо я помню только то, что ребенком играл во дворце, что моя мать часами просиживала в уединенной жасминной беседке и часто плакала.

Король задумчиво промолвил:

– Она плакала… Я понимаю, ей так тяжко было на белом свете без всякой защиты…

– Потом наступили годы, – продолжал Марсель, – которые я провел в монастыре, где меня воспитывали уважаемые, но чужие люди. Мать я редко видел, и только много позже узнал ее настоящее имя. Меня ведь назвали Марсель Сорбон по имени родового дворца… А потом были долгие годы военной службы и такая же долгая разлука с матерью. Но она ждала меня, забывая собственные страдания. И мне только однажды удалось повидать ее. Судьба бросала меня в разные передряги, ваше величество, пока я не оказался здесь, чтобы испытать неожиданное и великое счастье!

– Которое ты заслужил всей своей жизнью, сын мой, – растроганно промолвил король.

А Марсель с некоторой печалью заключил:

– Но дух моей матери всегда был рядом со мной. Воспоминание о ней ни на мгновение не покидало моего сердца.

– Пойдем, посетим то место, Марсель, где она любила сидеть, – предложил король. – Оно дорого и для меня.

По аллее погрузившегося в сумерки сада они не спеша вышли к берегу пруда.

– Завтра мы поедем в Версаль, – проговорил король. – И ты будешь гостем у меня. Разумеется, ты по–прежнему, если захочешь, можешь жить у себя во дворце.

– Дворец Роган и часть сумм, которые я считаю своими, я намерен оставить себе. Всеми остальными богатствами я распоряжусь иначе, получив на это ваше разрешение.

– А кому ты обязан своим состоянием, если, конечно, это не секрет? – поинтересовался король.

– Завещанию одного несчастного грека, – с грустью проговорил Марсель. – Когда несколько лет назад я был брошен в Бастилию, в соседней камере сидел старый грек. Вырвавшись из Бастилии и претерпев разные невзгоды, я попал в лапы разбойников, где, к своему удивлению, встретил старого грека, который вновь подтвердил мои права на клад. Звали его Абу Коронос. Он лишился своей единственной дочери и, ожидая скорой и неминуемой смерти, решил довериться мне. Чтобы уберечь свои сокровища, он спрятал их… Так я стал его наследником.

Король с любопытством спросил:

– Значит, тебе удалось достать этот необычный клад?

– Да, ваше величество, – подтвердил Марсель. – После множества трудов, хлопот и опасностей‚ сокровища старого грека оказались в моих руках.

Послышался легкий шорох. Король обернулся, всмотрелся и неуверенно предположил:

– Кажется, идет твой слуга…

– Да, ваше величество, – сказал Марсель, издалека узнав негра. – Видимо, Гассан хочет мне что‑то сообщить.

– Разве ты снова принял его к себе на службу? – с некоторым удивлением спросил король.

– Он дурно поступил, ваше величество, но раскаялся, и я простил его, – пояснил Марсель. – А сейчас позвольте узнать у Гассана, что ему надо.

Король благосклонно кивнул.

Негр, приблизившись, опустился на колени у края дороги и, поклонившись, застыл в ожидании приказания.

– Говори, Гассан, – велел Марсель. – В чем дело?

– Там, в жасминной беседке, господин, сидит привидение, – дрогнувшим голосом проговорил Гассан и добавил: – Белый дух…

– Что за чепуха! – рассердился Марсель. – Мало ли что тебе почудилось!

Но Гассан упрямо повторил:

– Какая‑то женщина, господин, вся белая…

Марсель внезапно подумал, что утверждение Гассана, неправдоподобное на первый взгляд, может оказаться правдой. Вполне вероятно, что таинственная подопечная старухи–кастелянши снова могла ускользнуть из‑под ее надзора и пробраться в беседку. И если это так, то тайна, которую он обещал хранить, откроется сама собой. Пытаясь избежать этого, Марсель хотел было предложить свернуть в другую аллею, но король, указав рукой на противоположный берег пруда, проговорил:

– Надо посмотреть, кто там в беседке. Если, конечно, твоему негру и в самом деле не просто что‑то почудилось.

Марсель вынужден был подчиниться воле короля.

Луна заливала светом извилистую тропинку, ведущую по берегу к беседке, так густо заросшей кустами жасмина, что вход в нее был почти незаметен.

Вся эта часть сада выглядела очень живописно. В некотором отдалении от берега высились громадные деревья, уносившие свои кроны, казалось, к самому небу. Между гигантскими стволами стоял непроницаемый мрак, который не могло рассеять слабое сияние лунного света, таявшее в густой листве. Старинный пруд, чье волнующееся серебристое зеркало было обсажено по берегу гибкими кустами ивы, колеблющимися под слабыми порывами ветерка, представлял фантастическое зрелище, – невольно чудилось, что вот–вот появятся грациозные русалки.

Король с Марселем приблизились к беседке. Отведя низко нависшую ветку, Марсель пропустил короля вперед.

Гассан, шедший позади, бормотал в страхе, что привидение наверняка еще здесь.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека исторической прозы

Остап Бондарчук
Остап Бондарчук

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза
Хата за околицей
Хата за околицей

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза
Осада Ченстохова
Осада Ченстохова

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.(Кордецкий).

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза
Два света
Два света

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза

Похожие книги

Бич Божий
Бич Божий

Империя теряет свои земли. В Аквитании хозяйничают готы. В Испании – свевы и аланы. Вандалы Гусирекса прибрали к рукам римские провинции в Африке, грозя Вечному Городу продовольственной блокадой. И в довершение всех бед правитель гуннов Аттила бросает вызов римскому императору. Божественный Валентиниан не в силах противостоять претензиям варвара. Охваченный паникой Рим уже готов сдаться на милость гуннов, и только всесильный временщик Аэций не теряет присутствия духа. Он надеется спасти остатки империи, стравив вождей варваров между собою. И пусть Европа утонет в крови, зато Великий Рим будет стоять вечно.

Владимир Гергиевич Бугунов , Евгений Замятин , Михаил Григорьевич Казовский , Сергей Владимирович Шведов , Сергей Шведов

Приключения / Научная Фантастика / Историческая литература / Исторические приключения / Современная русская и зарубежная проза