Невеста каторжника, или Тайны Бастилии

Возвратившись во дворец лесной тропинкой, они увидели карету только что подъехавшего королевского лекаря. Марсель проводил доктора в комнату матери, но входить не стал, чтобы не мешать.

Осмотрев и расспросив больную, лекарь остался очень доволен. Ночной сон явно пошел на пользу, сил у Серафи прибавилось. Конечно, она все еще была слаба, но опасность для жизни миновала.

Когда лекарь уехал, Марсель пришел к матери. Она со слабой улыбкой протянула ему навстречу руки.

– Ты здоров, Марсель? Ты хорошо себя чувствуешь? – проговорила она. – Сядь вот здесь‚ поближе. Надо воспользоваться тем кратким временем, что у меня еще осталось.

– Дай Бог тебе жить долго и счастливо в добром здравии! – воскликнул Марсель, присаживаясь на краешек постели.

А Серафи продолжала:

– Я так рада видеть тебя вместе с Адриенной! Как я вас обоих люблю!

Адриенна, в это мгновение вошедшая в комнату, услышала ее слова и пылко воскликнула:

– Мы вас тоже очень любим!

Серафи благодарно кивнула и сказала сыну:

– Настало время открыть одну тайну. Как случилось, что я умерла для всех. И почему я здесь, а не в могильном склепе Бофоров, куда меня, сочтя мертвой, тайком отнесли.

Марсель с беспокойством сказал:

– Не утомит ли тебя долгий рассказ? Ты еще очень слаба.

Но Серафи возразила с неожиданной твердостью:

– Я чувствую потребность облегчить свое сердце, рассказав тебе все это. Пусть и Адриенна послушает, она ведь была свидетельницей моих страданий.

Адриенна тихо и участливо прошептала:

– О, как я горевала тогда, глядя на вас!

– Знаю, – откликнулась Серафи. – В вас я нашла истинное сокровище, Адриенна. Это было ужасное время. Но сейчас я начну свой рассказ. Как ни горько испить чашу тяжких воспоминаний, я должна это сделать. – Серафи продолжала, немного помедлив: – Дав тебе жизнь, Марсель, я осталась в Сорбоне в полном одиночестве. У меня был только ты. Свет отрекся от меня, родной брат проклял. Но ты был моим утешением и радостью! Долгие годы мы прожили здесь с тобой одни. Ты подрастал, и ближе становился тот роковой час, когда должны были начаться для нас новые несчастья и страдания. Твой дядя, мой родной брат, однажды явился в Сорбон взбешенный, как дикий зверь. Потянулись дни, полные оскорблений и издевательств над нами. И я не в силах была защитить тебя от взрывов его ярости… – Серафи умолкла. Воспоминание о тех тяжких днях обессилило ее. Но усилием воли она собралась и продолжала: – В конце концов он разлучил нас. Темной ночью он увез меня в монастырь, чтобы я навсегда исчезла там. Тебя же он отправил в другой монастырь. И все это было сделано, чтобы разрушить счастье, которое я испытывала в любви к своему любимому сыну… Несколько лет продержали меня взаперти в монастыре. Тревога о тебе не давала мне ни минуты покоя, тем более что я не получала никаких известий о тебе. Наконец мне удалось обмануть моих стражей и бежать. Я бросилась искать тебя, но найти не смогла. Мне только удалось узнать, что ты отправился на войну. Тогда я поняла, как быстротечно время. Ты уже вырос и, наверное, мне уже не суждено увидеть тебя. Все мечты мои рухнули‚ и только слабеющая надежда, что с тобой ничего не случится, поддерживала меня и заставляла жить… – Серафи снова умолкла, снова перевела дыхание.

Марсель и Адриенна, глубоко тронутые ее рассказом, молча ждали продолжения.

– Анатоль, узнав о моем побеге из монастыря, просто обезумел от ярости и грозился застрелить меня, как только отыщет. Он не сделал этого. Он поступил страшнее. Найдя меня, он увез в Париж, в наш фамильный дворец. И здесь он принудил меня отдать руку слепому старику Каванаку, чтобы я перестала носить родовое имя Бофоров. Но это стало лишь новым началом моих страданий. Когда Каванак, исполнивший подлую волю Бофора, отняв мою свободу и имя, умер, это ничего не изменило – я по–прежнему осталась беззащитной узницей в полной власти моего гонителя.

Марсель в волнении прижал руки к лицу. Ненависть с новой силой вспыхнула в его сердце.

– И тут ты появился в Париже. Но я не успела порадоваться вести, что ты жив и здоров, как вдруг узнала, что тебя заключили в казематы Бастилии. Я убежала… А вскоре ищейки Анатоля отыскали меня и снова вернули в мою темницу, а тебя, как он сам злорадно сказал мне, заковали в цепи… Чтобы хоть как‑то облегчить твою участь и смягчить каменное сердце брата, я решилась умереть. А когда он однажды в ярости замахнулся на меня кинжалом, я поняла, что лучше самой покончить с собой, чем ждать, когда он меня рано или поздно убьет. С давних времен у меня был припасен яд, который я всегда носила с собой. И вот, решившись, я вылила отраву из пузырька в бокал и поднесла к губам. И в это мгновение в комнату вбежала Адриенна и вырвала у меня из рук бокал, который я едва успела пригубить. Но я уже потеряла сознание – видимо, нескольких капель яда было достаточно, чтобы лишить человека чувств. Когда я в оцепенении распростерлась на полу, все сочли меня мертвой. Даже моя верная Адриенна не усомнилась в этом.