Невеста Короля Теней

Церемония скрепления сердец проводится на закате в маленьком дворике, отделенном от остальных садов. Мне не разрешили увидеть это место заранее. Оно священное, по крайней мере, так мне сказали.

Мои спутники гуляют со мной по садам Белдрота. Бормочущая Умог Зу идет впереди, склонив голову, ее тяжелый посох постукивает по гравийной дорожке при каждом шаге. Она сменила головной убор на тяжелую мантию – капюшон украшен неограненными драгоценными камнями и надвинут так низко, что ее лицо скрыто. Она не будет играть никакой роли в предстоящей церемонии, которая является человеческой традицией, а не трольдской. Но она полна решимости убедиться, что мой путь чист, поэтому идет впереди меня, произнося молитвы, отгоняющие злых духов и обман.

Хэйл и Сул идут следом за мной, бок о бок. Хэйл неохотно согласилась не брать с собой оружия, хотя я знаю, что без него она чувствует себя голой. Сул отказался надеть человеческую одежду, предложенную ему для церемонии, сказав, что если я хочу выглядеть нелепо, то пожалуйста, но лично он не опустится до такого уровня. Я знаю, что он предпочел бы вообще не присутствовать. Но я рад, что он прикрывает мою спину.

Остальная часть моей свиты идет следом, все пришли засвидетельствовать этот первый и жизненно важный шаг в воплощении альянса в жизнь. Не то чтобы им разрешили войти в священный сад. Мне сказали, что они будут наблюдать через скрытый экран, а мы с Ильсевель, судя по всему, будем одни. Мое сердце колотится, когда мы пробираемся по зимнему тихому саду Белдрота. Почти против своей воли я бросаю взгляд на тихую скамейку у пруда, где я сидел всего три ночи назад. Я не должен думать о той ночи, не должен думать о молодой женщине, чью компанию я разделял. Время для таких мыслей прошло.

Я смотрю вперед. В дальнем конце сада возвышается увитая плющом стена. Дверь, глубоко утопленная в нее, едва видна под зеленью. Ларонгар стоит там, ожидая меня в окружении своих людей. Три священника стоят перед дверью. Один держит серебряный кувшин, другой – таз, третий – полотенце. Все это сильно отличается от брачных церемоний моего народа. Но, с другой стороны, это не церемония бракосочетания. Это церемония намерения – священное заявление о моем обещании взять Ильсевель в жены.

У меня пересыхает во рту. Я так мало общался с этой молодой женщиной. Несколько танцев, несколько публичных обедов. Вот и все. Однажды я спросил Ларонгара, разрешит ли он личную аудиенцию с девушкой, но получил отказ. Ларонгар сказал мне, что я могу говорить с ней столько, сколько захочу, как только она станет моей в глазах Норналы и святого единства. До тех пор нет. Она останется нетронутой. Я был шокирован его ответом. Неужели король действительно думал, что я намеревался в момент уединения каким-то образом надругаться над девушкой? И если он считал меня таким несдержанным в своих страстях, как он мог согласиться отдать мне свою дочь? Но я решил не настаивать на этом вопросе. А сама Ильсевель смотрела на меня лишь нацепив на лицо сияющую и совершенно фальшивую улыбку. Улыбку, которая, я уверен, скрывала невысказанное смятение. Боги небесные, неужели я действительно должен заключить ее в объятия и сделать своей? Я должен надеяться, что Странствие Девы даст нам обоим время, необходимое для того, чтобы свыкнуться с этой идеей.

Я заранее ознакомился с протоколом этой церемонии. Я должен очиститься здесь, у двери, затем в одиночестве войти в священное пространство один. Я наклоняю голову перед Ларонгаром, когда подхожу ближе. Он коротко кивает, но ничего не говорит. Этот ритуал проводится в тишине. Даже Умог Зу перестала бормотать молитвы и погрузилась в стоическую неподвижность. Я закатываю длинные свободные рукава плохо сидящей рубашки и держу руки над раковиной. Первый священник льет струю воды из своего кувшина, и я быстро мою руки, как мне было сказано – сперва сами ладони, а затем их тыльную сторону; после этого встряхиваю пальцы, чтобы рассеять капли. Мне сказали, что это символизирует то, что каким бы ни было мое прошлое, теперь я готов очиститься душой и телом, чтобы быть отданным только своей невесте и больше никому. Больше никому.

Ильсевель. Только Ильсевель.

Я протягиваю руки к третьему священнику, который бережно вытирает их. Не произносится ни слова, даже молитвы. Тишина тревожит. Хотя я знаю, что Хэйл и Сул наблюдают за мной, но отказываюсь смотреть в их сторону, поворачиваясь лицом к двери. На мгновение я замираю. Как только я открою эту дверь, пути назад не будет. Но правда в том, что я давным-давно миновал точку невозврата.

Я берусь за засов, тяну его в сторону, и дверь распахивается наружу, когда я тяну. Я вхожу в тишину сада за ней. Кто-то закрывает за мной дверь, и я остаюсь один. Солнце уже клонится к закату, окрашивая небо оранжевыми и фиолетовыми полосами. Мне сообщили, что скрепление сердец обычно проводится на рассвете, но Ларонгар, к моему большому облегчению, согласился пойти на уступку. Мои глаза лучше приспособлены к полумраку.