Лур морщится от отвращения, но отдает честь одной рукой и спешит через затоптанный
Возможно, погибло еще больше людей, прежде чем мы вернулись сюда и покончили со зверем. И скольких еще постигнет та же участь, прежде чем я смогу заполучить Мифатов? Прежде чем этот ужасный маг Вистари и его собратья смогут использовать свою странную магию для борьбы со злом, пробуждающимся в сердце Подземного королевства? В конце концов, хватит ли их сил? Или уже слишком поздно?
– Ты идешь, Фор? – голос Сула вырывает меня из задумчивости. Он стоит на другом конце поля, держа поводья наших морлетов.
– Да, – отвечаю я. – Иду.
Глава 17. Фэрейн
Никто не знает, получил ли принц Рувен известие о путешествии Ильсевель по королевству и намеревался ли убить ее или моя сестра просто оказалась не в том месте не в то время. Это вряд ли имеет значение. Засада была быстрой и жестокой. Только один из охранников моей сестры вернулся живым. Рувен отпустил его, чтобы он принес весть о резне моему отцу. По его словам, все были убиты. Жестоко. Без пощады.
Теодр пересказывает мне все кровавые детали, которые может припомнить, пока мы спускаемся с Эттрийских гор, окруженные гораздо большим числом охранников, чем в прошлый раз.
Мне невыносимо слушать, что говорит мой брат. То тут, то там я выныриваю из тумана агонии и пытаюсь заставить свой разум сосредоточиться, осознать и принять то, что мне сказали. Но это уже слишком, и я снова погружаюсь во всепоглощающее страдание.
Мои сестры. Ильсевель. Аура. Они предстают перед моим мысленным взором, два бледных призрака. Я вижу их сидящих вместе за столом и разделяющих трапезу. Смеющихся. Беспечно болтающих. Я чувствую прилив паники, когда раздаются первые боевые кличи. Я наблюдаю, как они подбегают к окну, отдергивают занавески, таращатся, их пульс учащается от нарастающего ужаса. Ильсевель хватает Ауру за руку, и они отчаянно бегут.
Мое сердце бешено бьется в такт с их, когда воздух вокруг них взрывается предсмертными криками и чавкающим звуком лезвий, вонзающихся в плоть. Я вижу, как они останавливаются. Впереди тень. Массивная. Безликая.
Ильсевель бросается перед Аурой, как живой щит. Тень надвигается на них, демонические рога сверкают в свете горящих зданий. Зазубренное лезвие поднимается и вспыхивает пламенем, когда падает вниз.
Я давлюсь рыданием. Но видение не прекращается. И когда оно заканчивается, то прокручивается снова. И снова. И снова. Я не знаю, сон ли это, или проблеск реальности, или какое-то причудливое сочетание того и другого. Я теряю всякое представление о времени. Видение становится моим личным адом, из которого я не могу сбежать. Или, возможно, я не хочу убегать. Этот ужас стал моим убежищем, темным домом, где я могу жить и не сталкиваться с жестоким, пустым миром.
Карета резко останавливается. Я открываю глаза, дрожа, моя кожа скользкая от пота. И я понимаю, что боги не сочли нужным лишать меня жизни. Еще нет. По причинам, известным только им самим, они оставили меня в этом холодном существовании.
– Давай, Фэрейн, – голос Теодра пробивается сквозь облако в моей голове, привлекая мой вялый взгляд к нему. Он уже выбрался из экипажа и снова смотрит на меня. Улыбка, которую он дарит, неожиданно теплая. – Теперь мы здесь. Мы дома.
Он протягивает руку. Я колеблюсь. Часть меня хочет сопротивляться, остаться, свернувшись калачиком, в этом темном закутке, в компании лишь моих призраков. Я закрываю глаза, вызывая в памяти лицо Ильсевель. Ее храброе, свирепое, решительное лицо. Хотела бы она, чтобы я превратилась я рассыпалась, обрушаясь внутрь себя, как руины, фундамент которых размыло паводком. Нет. Она призывала меня быть сильной.
– Ты взрослая, Фэри. Помнишь? – говорила она. – Итак, выше нос и будь принцессой. Давай!
Я прерывисто вздыхаю. Затем, хотя мое тело кажется выпотрошенным, а конечности онемевшими и бесполезными, я беру Теодра за руку в перчатке. Он на удивление нежно помогает мне выйти из кареты. Я чуть не падаю, когда моя нога соскальзывает со ступеньки, но его хватка на моем локте поддерживает меня, и мне удается выпрямиться.
Я оглядываюсь вокруг, смотря на высокие холодные стены Белдрота. Дома, как сказал Теодр. Как будто эта каменная тюрьма когда-либо сможет считаться домом, если моих сестер больше нет. Кто-то что-то говорит. Теодр отвечает, но я так утопаю в своих горестных мыслях, что не разбираю слов.
Мой брат разворачивает меня лицом к входной лестнице. Оба моих родителя стоят в дверном проеме наверху. Единственный глаз отца прищурен и грозен, когда он смотрит на меня сверху вниз. Лицо матери – маска. Никто бы ни за что не догадался, что она только что потеряла двух своих младших детей. И даже обращение к моему дару не помогает отыскать ее чувств. Она слишком глубоко ушла в себя.