Собственный крик потонул в темноте, заглох, задохнувшийся в каменном мешке, и на Бьянку навалился такой ужас, словно палач уже шел за нею.
Она подскочила с воплем, напугав крысу, заметалась по клетке белой крохотный птичкой, стараясь расшатать черные толстые прутья, и только тогда заметила, что вокруг ее клетки белым мелом начертаны какие-то символы — зловещее заклятие, которое не вспомнил бы ни один мудрец. Единственное, что смогла разобрать перепуганная Бьянка, так это всего пару слов, но и они привели ее полнейшую панику.
Двуглавый Ворон — вот что сумела разобрать Бьянка из написанного.
Оборотень из древних легенд.
Зло во плоти.
Двуглавый Ворон считался таким жутким злом, что само имя его было все равно что заклятие, вызывающе бесов из преисподней. Никто не осмелился бы шутки ради написать его — даже Лукреция, в душе которой, казалось, совсем нет ничего святого.
И потому слова, введенные белым мелом вокруг клетки, подействовали на Бьянку сильнее, чем жуткий инструментарий палача. Она забилась и завопила так, словно ее уже принесли в жертву неведомому чудовищу. Она рвалась на свободу, то пытаясь разжать прутья решетки, то пытаясь пролезть сквозь них. Она плакала, хватая рукой пустоту, зажатая холодным металл, словно старалась нащупать ключ к спасению там, за пределами клетки, и молила всех богов и даже демонов, чтоб те сжалились над нею и помогли ей выбраться из плена. Ободрав в кровь ладони, наставив синяков на плечах и груди, которые ну никак не делали протискиваться сквозь прутья, Бьянка в отчаянии завопила единственное, что пришло ей в голову — отрицающее заклятье, и словно молния ударила в ее хрупкое, красивое тело. Глаза девушки, водянисто-голубые, закатились, она вздрогнула пару раз, будто просыпаясь от беспокойного сна, встряхнулась — и на мир вместо изысканной капризный Бьянки глянул совсем другой человек.
Глаза девушки стали черными, как обсидиановые бусины, лицо — спокойным, ухмылка — кривой и циничной. Уголок ее красивых губ неестественно оттянулся книзу, задержался — точь-в-точь как у Барбароха в минуты страшного волнения или кровожадного возбуждения, — и Бьянка решительно полезла в карман, нащупала там ключ, который идеально подошел к замку, запирающему ее темницу. Испуганная девушка не заметила его в складах своей одежды — а тот, кто завладел ее телом, прекрасно знал, куда положил его.
Барбарох просто-напросто слился с Бьянкой, скрыл свое и завладел ее телом. Теперь когда она спала, он бодрствовал и мог делать все, что ему заблагорассудится, ведь владелица тела ни за что не вспомнит поутру, что делало ночью, и даже под пытками не признается в злодеяниях — потому что не совершала их. А Барбарох… Он всегда мог ускользнуть, оставить свое временное пристанище, едва только дело запахло б жареным.
На это сложное, страшное превращение у него ушли бы все силы, он получил бы почти смертельный удар, но Бьянка, дочь Истинного Ворона, была сильна магических, и он щедро отпил ее магии, чтобы все прошло на славу.
Отвратительно хихикая, Бьянка отперла клетку и выскользнула наружу. Наскоро привела себя в порядок, кое-как отряхнула платье, пригладила волосы.
Барбарох не боялся заклятие, превратившего его и девушку в единое целое, в двуглавого Ворона. Он не верил в проклятья; и демонов не боялся. Скорее, его можно было б напугать тем, что могут сделать с ним люди, а потому он несколько раз проверил, не увидит ли кто растрепанную белую девицу, выбирающуюся из подвала, прежде чем со всех ног припустить прочь от места, где совершил страшное зло.
Глава 9. Первая брачная ночь
Несмотря на заверения врача, что Королеве нужен отдых, сама Анна так не думала. И вовсе не тугой лиф стал причиной ее обморока, а прекрасное наслаждение, которого девушка ранее не и не знала. Испытывая добрую толику стыда, Анна все же не могла сказать, что то, что продела с нею Король не понравилось ей. И сделай он это в другой обстановке, в другое время, Анна была бы даже не против ответить ему взаимностью. Это девушка поняла тоже с изрядной долей стыда, сердясь на себя саму за свое малодушие.
«Как, однако, дешево стоит для меня жизнь сестры! — сердито думала она, забираясь в постель. — Всего лишь одну… жемчужину!»
Тяжелое черное платье было с нее наконец-то снято. Расторопные служанки очень быстро искупали свою новую госпожу в теплой воде и растерли ее тело ароматическим маслом, тонко, едва уловимо пахнущим сладким шоколадом. Ночной рубашки они ей не предложили, и Анна со стыдом сообразила, что с таким тщанием они готовят ее не просто ко сну — к первой брачной ночи. Белоснежные простыни зашуршали под телом Анны, которая натянула одеяло до подбородка и спряталась под него, укрывшись чуть не с головой. Свечи оплывали, таяли прозрачными каплями, и Анна, пригревшись, снова вернулась мыслями к свадебному празднику и к тому, что устроил Король. При воспоминании о том, как ярко горела жемчужина под его ласковыми пальцами, Анна совсем потерялась и уткнулась лицом в подушку, переживая свое возбуждение заново.