Он предложил ей опереться на его руку, любезно улыбаясь безо всякой насмешки.
Она поколебалась; затем, не желая выглядеть смешной, быстро положила маленькую ладошку на его согнутый локоть. Когда они вошли в столовую, она заметила, что стол сервирован на двоих — одно место во главе, на котором обычно располагался Саймон, и другое, справа от него — для нее; ее тело утратило подвижность.
— Боитесь ужинать со мной наедине? — он опустился на стул Саймона.
— Конечно, нет, — взметнулась она. — С чего бы мне бояться?
— Это вы объясните мне.
— Правда, я не понимаю, о чем вы говорите.
— Тогда садитесь, — мягко сказал он.
Не было способа отказаться, не выказав себя глупой и взбаломошной. С напускным безразличием она заняла место рядом с ним. Куин взял бутылку легкого португальского розе и наполнил сначала ее бокал, а затем свой.
— Перемирие? — предложил он, поднимая бокал.
Раньше Ноэль никогда не замечала в нем такого обезоруживающего мальчишеского обаяния, и теперь обнаружила, что согласно кивает в ответ и поднимает свой бокал.
— За загадочную и прекрасную Дориан Поуп. — Он чокнулся с ней бокалом и отпил.
Ноэль опустила глаза, смущенная.
— Правда, что вы не умеете ездить верхом?
Она пожала плечами.
— У меня не было возможности научиться. — Не давая ему расспрашивать дальше, она перевела разговор подальше от своей персоны. — Расскажите мне о вашем коне. Я никогда подобного не видела.
— Он красавчик, правда? Его вырастили на ферме недалеко от Кейп Кросс. Я купил его жеребенком.
Появилась служанка с дымящимся супницей, полной супа из креветок, разлила по тарелкам и поставила перед ними.
Ноэль погрузила ложку в наваристый суп.
— Я слышала, что моряки печально известны как плохие наездники. Видимо, ваш случай является исключением.
— Это комплимент, кузина?
Услышав поддразнивание в его голосе, Ноэль открыла рот, чтобы дать ему достойный отпор, но он умиротворяющее поднял ладонь.
— Спрячте свои коготки. Я извиняюсь.
Его улыбка была так заразительна, что Ноэль невольно улыбнулась в ответ.
— Я строю корабли, а не плаваю на них. Я получаю удовольствие от их создания — придумывая идеи, которые позволят создать корабли не просто пригодные для плавания, но еще стремительные и плавных очертаний. Я даю кораблю жизнь и спускаю его на воду, чтобы заняться следующим.
Внезапно сконфузившись, Куин замолчал, вертя в пальцах ножку бокала.
Его смущение передалось ей, и она опустила глаза. Ее взгляд упал на его загорелые кисти рук. Они были большими и загрубевшими от работы — совсем не похожие на ухоженные белые руки лондонских денди. На кончиках пальцев виднелись шрамы — там, где инструменты оказывались слишком близко или двигались слишком быстро. Это были руки трудящегося человека, столь же жесткие и неподатливые, как и материалы для строительства кораблей.
Служанка сменила суп на нежное рыбное филе. Взяв вилку, Ноэль с неожиданным замешательством ощутила, насколько это интимный процесс — есть вдвоем. Это чувство усиливалось, пока одно блюдо сменяло другое — салат из омаров, картофель с трюфелями, кнели из фазана[29]
. Их губы раскрывались, чтобы проглотить пищу или немного вина; нож вонзался в мягкие кусочки и вновь оказывался снаружи, пальцы охватывали и сжимали серебряные приборы. Комната была насыщенна светом свечей и их молодым здоровым аппетитом. Странная вялость охватила ее.Куин жестом велел убрать тарелки. Они молча смотрели, как служанка освобождает стол и устанавливает между ними искусно украшенную вазу с тепличными фруктами. Томкинс внес на серебряном подносе три графина — с кларетом, портвейном и хересом — и расположил их слева от Куина.
— Что-нибудь еще, сэр?
— Нет, Томкинс. Можешь быть свободен.
— Очень хорошо, сэр.
Дворецкий кивнул служанке, и они вместе вышли из комнаты, плотно закрыв за собой дверь.
— Херес?
— Да, пожалуйста.
Янтарная жидкость обладала изысканным вкусом, и Ноэль на секунду задержала ее во рту, смакуя, прежде чем проглотить.
То ли дело было в атмосфере всего вечера, то ли в неосознанной чувственности, с которой она держала вино во рту — Куин не смог бы ответить: он чувствовал нарастающее желание, смотря на нее. Его взгляд опустился в V-образный вырез платья, соблазнительно приоткрывавший округлости ее груди. Их глаза встретились, и Ноэль пришла в себя.
— Я… мне пора идти.
— Снова сбегаете? — спросил он мягко.
— Нет, конечно, нет. Я — я просто устала. Простите.
Она заставила себя неторопясь двинуться к двери, через мраморное фойе, ступенька, еще ступенька…
— Кузина!
Обернувшись, она увидела, что он стоит в дверях столовой.
— Приятного сна.
Хотя вечер был прохладный, ее тело горело, когда она вошла в комнату. Не включая лампу, она скинула одежду и, стоя обнаженной, вынула из волос золотую заколку. Лунный свет струился в окно, серебря ее волосы.