— Тебе бы книжки писать, — усмехаюсь я, наслаждаясь тем, как открывается ее рот, как мелькает язычок, когда она облизывает сухие губы. Но самое интересное, — это ее голос. Вот если бы она еще все это рассказывала обнаженной, пальчиками ласкающей себя. С придыханием. Было бы просто идеально. С другой стороны, а фантазия мне на что? Ну так что там дальше с этой мечтательницей?
— Но вскоре муж охладел к ней. Они не только перестали разговаривать, гулять, они перестали заниматься любовью.
— Любовью, надо же… Кто-то еще так говорит?
— Я говорю, — возмущается она и продолжает. — Она мучалась страшно, заболела, уже не могла радоваться жизни как раньше. И внезапно в один из холодных вечером, когда ее горничная принесла подготовить грелку для кровати, случилось страшное.
Я даже замер на мгновение в предвкушении продолжения, как вдруг на весь кабинет заорал домашний телефон. Серьезно?
Еще никогда этот звон не злил меня так сильно. Я смотрю на Еву, жду, а она кивает на телефон с хитрой улыбкой.
— Возьмите.
— Да ты издеваешься?
— Чем быстрее вы возьмете, тем быстрее я продолжу.
Да, просто выключу к хренам этот аппарат. За этим и поехал и уже держал провод, чтобы вырвать связь, как меня отвлекает ее возмущенный голос.
— Возьмите трубку, это не вежливо.
— Да мне плевать!
Она тут же сама подрывается к телефону и берет его в руки.
— Алло?
— Ты еще кто такая? — слышится голос Вероники, и я вздыхаю и накрываю руку Евы своей, чувствуя, как она вздрогнула. Тут же убрала пальцы, отдавая мне телефон и отошла в сторону.
— Вероника, тебя вежливости не учили?
— Алло? Харитон? Точно Харитон? Я не ошиблась адресом? Какая к черту вежливость?
— Чего тебе? — вот реально лучше бы телефон отключил.
— Вот теперь узнаю своего любимого брата. Я домой еду.
— Я сниму тебе номер в гостинице, — только чтобы не видеть ее здесь.
— Нет уж. Это и мой дом тоже, — рявкает она. И это чудо я спасал от жизни проститутки, ценой возможности ходить. Ничему жизнь не учит. — Так что через недельку жди. И шлюх своих сплавь.
— Качусь и падаю. В моем доме нет шлюх.
— Так я тебе и поверила. Вы с отцом одинаковые. Вечно спишь, а дом от криков баб содрогается. Все. Адьо.
Сказать, что я в бешенстве. Ничего не сказать. Мало того, что Ева историю недосказала. Вот и мучайся теперь. Была она замужем или нет. И что за фантастический любовник. И что за горничная в двадцать первом веке. Грелка для кровати…
Ладно….
— Ева!
В комнате пусто и даже на столике нет подноса. И ощущение всегда такое, словно она сном была. А я не хочу просыпаться. Я всегда грезить хочу. Ею грезить.
Уже двигаюсь в сторону выхода, но тут звонит мой телефон. Нет, вы посмотрите. Сговорились они что-ли!?
— Кирилл. Несет черта, когда не ждали, — отвечаю на вызов. — Чего надо? Я занят!
— Ты забыл?
— О чем? — перебираю в памяти дела и выругиваюсь. Твою ж мать. — Не забыл. Просто… На толчке сидел. А ты знаешь у нас инвалидов с этим проблемы. И повар у меня новый.
— Избавь от подробностей. И выходи из дома.
— Ладно, я скоро приеду.
— Нет, Харитон, я уже у ворот, так что спускай свою ленивую задницу. Нам выходить на рынок акций, а тебе плевать. Что там опять у тебя? Мега умелая шлюха? В рот берет так, что сдохнуть можно?
Шехерезада…. А это куда интереснее. А рот да…
— Понял я, не ори. Будут тебе акции. — отключаюсь. — Босота
Еду у свою комнату и кое-как надеваю новый костюм, потом хочу завязать галстук, сидя возле зеркала и замечаю движение за дверью.
— Ева! Помощь твоя нужна, — и когда я перестану врать?
Она осторожно заглядывает в комнату, находит меня взглядом и как будто облегченно вздыхает.
— Надеялась увидеть гроб графа Дракулы?
— Нет, думала вы уже с плеткой, наказать меня хотите
— А ты хочешь? — подмигиваю. На что она закатывает глаза и заходит-таки внутрь.
— Увольте.
— Вот еще. Завяжи мне галстук.
— А это к какому виду кулинарии относится? Я просто не слышала о таком блюде…
— Ева! Просто подойди ко мне и завяжи чертов галстук! — рявкаю. Че ж она так меня боится. Даже подойти не хочет. И вот опять. Идет как по раскаленным углям.
— Вы самодур, знаете? — подходит близко, обволакивая своим легким, ванильным запахом и ставит руки на ручки коляски, разворачивая меня от зеркала, полагаю, чтобы не смог пялиться на ее обтянутый юбкой зад. Только потом берет у меня из пальцев галстук, стараясь не коснуться кожи и принимается довольно ловко завязывать.
И да, теперь я вижу, как мелькает в декольте простой белый лифчик и сразу думаю, что на ее однёрочке отлично бы смотрелись кружева. А на голове распущенные волосы. А на длинных ногах обязательно туфли. На шпильке.
Рука сама тянется к ее волосам, чтобы исполнить хотя бы одно желание, а глаза сами обращаются к зеркальному шкафу купе, где отлично видно, как она наклонилась, чуть выгнув спину. Да, детка. Отличный вид.
— Все, — отстраняется она ровно в тот момент, когда я незаметно роняю легкую заколку, которая просто чудом держала эту светлую копну. — Ой.
Ева тут же ищет заколку, но я проезжаю вперед, почти отдавливая ноги и она естественно ретируется.
— Потеряла что-то?
— Да, нет. Ничего.